я спускаясь по лестнице
– Простите
ну а дона Элена не оправдывалась, не старалась отделаться, не гнала меня прочь, разрешала засыпать при свете, пыталась взять меня на руки и отнести в спальню, а я
– Отстаньте
сеньор Коусейру
– У тебя же артрит Элена
тайком давала мне денег, лгала из-за меня в банке
– Тут пришло платежное поручение сеньора
а она
– Почерк возможно не похож но чек подписала я
и так из-за меня расстраивалась что клерк проникался к ней жалостью, просила кредит чтобы оплатить счет, управляющий тихо в мою сторону
– Мерзавец
возьмите управляющего вместо меня к себе домой дона Элена, кормите его моими бульонами, моими бифштексами, поите моим вином с хинином, управляющий все тише и тише, выкручивая мне руку
– Если бы не старушка сидеть бы тебе давным-давно за решеткой
дочь умершая еще до моего рождения, челка и две тоненькие ножки, сеньор Коусейру придерживал ей седло велосипеда, а теперь велосипед со спущенными шинами ржавел на крытом балконе, я нажал на звонок – жалкий дребезг, шум отодвигающегося кресла, трость сеньора Коусейру скачет счастливым галопом
– Ноэмия
но в седле никого, улыбка превращается во что-то такое что вызвало бы у меня жалость, если бы существовало что-то такое что способно вызвать у меня жалость, воскресные прогулки, цирк на Пасху, хомячок
клетка хомячка на шкафу
сеньор Коусейру вынимает платок из кармана, убеждается что платок на месте, сует его обратно, то есть пытается засунуть не попадая в карман, дар речи возвращается не сразу
что толку знать латинские названия деревьев?
– Никогда больше этого не трогай
трость словно побитая бредет обратно к креслу, черточки карандашом на косяке входной двери, метр десять, метр двадцать, метр двадцать пять и все, выше метра двадцати пяти – ничего кроме менингита
– Не может быть
обеты, молитвы, челка на подушке гроба, я снова нажал на звонок, кресло – ни звука, ну вот теперь рассказывайте мне о своих японцах если сможете
я поворачивал фотографию Ноэмии лицом к стене, роскошная этикетка у бедняги, Фото Ауреа, если бы я мог пожалеть кого-нибудь
не могу
услышав их шаги на лестнице по воскресеньям когда они возвращались с кладбища, я садился в седло и жал и жал на звонок, дона Элена снимала траур и будто ничего не слыша надевала кухонный фартук, сеньор Коусейру поправлял фотографию на вязаной круглой салфетке, платок свисал у него из кармана а в голове все бежал и бежал хомячок крутя колесо клетки, рисунок гуашью, желтое солнце с длинными ресницами
Вручает этот пейзаж лучшему папе на свете дочь и большая подруга Ноэмия Коусейру Маркеш
найти гуашь в ящике стола, перекрученные тюбики, облезлая кисточка, я тренировался на счетах за газ, начал с посвящения
Вручает этот пейзаж лучшему опекуну на свете воспитанник и большой друг Паулу Антунеш Лима
но Лима наползало на Антунеш, облако заслоняло лучшего опекуна на свете а солнце выходило кривое, овальное, лучи вылезали за