Не знаю. Я ломаю и ломаю голову но ответ всегда один – не знаю. Все кажется мне таким непростым, таким запутанным, таким странным: клоун ухитрявшийся быть одновременно и мужчиной и женщиной или то мужчиной то женщиной или иногда чем-то вроде мужчины а иногда чем-то вроде женщины так что я не мог понять как к нему обращаться
– Как мне к вам обращаться?
В то время когда папа был женщиной или чем-то вроде женщины но не знаю
не знаю
выворачиваю мозги наизнанку и все равно не знаю, те с кем он жил тоже не знали, они то обращались к нему как к не-домужчине то как к недоженщине хотя папа покупал им одежду, содержал их, готовил им обеды с таким униженным видом как будто просил прощения
прощения за что?
он злился на меня потому что мне за него вроде как было стыдно
– Катись отсюда и чтоб я тебя больше не видел
одолжите мне что угодно, билет на поезд, руку доны Элены, коня из Бику-да-Арейя чтобы укатиться отсюда
пальцы как будто тянулись ко мне хотели меня коснуться и не касались, и – неожиданно прорезавшимся мужским голосом
– Разве ты не слышал что я велел тебе убираться?
и тут же раскаивался, сморщившись как от слез но без слез, аромат духов возникал еще до его прихода и долго стоял в комнате после того как он уйдет, терпкий, густой, как саморазоблачение
конь из Бику-да-Арейя был бы мне очень кстати, а билет на поезд не годится потому что кони из Бику-да-Арейя никогда не уходят из леса если только цыгане не продадут их или не пристрелят а поезда исчезают во тьме, я сам слышал как стук их колес обрывается где-то за домами
я не решался спросить
– В чем вы вините себя папа?
он тем временем наряжался для вечернего представления, накрашенные глаза казались огромными, вдруг кран или стакан на кухне – и глаза сразу становятся меньше и в них вопрос, шея антеннообразно поворачивается на звук
– Ты проснулся Руй?
под металлической люстрой в которой не хватало двух лампочек
если бы дона Элена помогла мне уехать отсюда, вот Ноэмия же ушла, да и сеньор Коусейру того и гляди помашет тростью из вокзального вестибюля
– Прощайте
а сегодня на Принсипе-Реал не оказалось и вовсе ни одной лампочки, у подъезда фургон, какие-то типы вытаскивают шкаф, стулья, одноногую вешалку с инкрустированными незабудками, все свалили в кучу на улице, дешевое, жалкое барахло, с оборочками и бантиками и от этого еще более жалкое а там в интерьере с гардинами почти новое и роскошное
будьте терпеливы дона Элена убаюкайте меня, заставьте уснуть, а вот и кровать, зеркало с тумбочкой покачиваясь плывет вниз по лестнице, уверен что оно заметило меня но не подало виду, я только на мгновение мелькнул за стеклом и опять никого, сеньор Коусейру, трость вниз
– Диабет дружок
морщины и кости изо всех сил притворяются довольными жизнью, это потому что дона Элена в дверях
– Жайме
трость вверх
– Я себя хорошо чувствую Элена
сдернуть бы одним рывком с больных их напускную бодрость,