Джон. – У меня есть ключ.
– Чего ж ты прячешься, дурак?
– Глядите. Глядите, – вытащив из кармана ключ на измочаленной тесемке, Джон помахал им прямо перед глазами Стокдейла.
– Так чего ж ты прячешься? – Уильям Стокдейл выпустил его и отряхнул свой пиджак.
– Не знаю.
– Я уж думал, ты тут сбежать пытаешься.
– Нет.
– Ну, тогда ладно. Значится, просто валяешь дурака. – И он грубо потрепал Джона по щеке.
Стокдейл ушел, а Джон наклонился, чтобы поднять оброненный хлеб, стряхнул с него налипшую землю и ошметки листьев и откусил. Он пыхтел и ругался, но хлеб все равно застревал в горле.
За долгие часы прогулки он не раз проигрывал в уме происшествие, все сильнее распаляясь. Надо было показать этому Стокдейлу, где раки зимуют, уж кто-кто, а боксер Джон мог бы его проучить. Вновь и вновь Стокдейл с дрожью отступал, виноватый и потрясенный, вновь и вновь ощупывал свое лицо и, моргая, разглядывал кровь на кончиках пальцев. Джон был само великодушие, считая, что раз мерзавец получил по заслугам, об этом можно забыть раз и навсегда. А если Джону казалось, что урок не слишком хорошо усвоен, он продолжал бить до тех пор, пока его противник не падал поверженный в траву, пуская кровавые пузыри.
Альфред кружил по льду, и ветви окружавших пруд деревьев кружились вместе с ним. Его плащ развевался на ветру так, что казалось, будто у него выросли крылья. Он катился, перенося вес то на одну, то на другую ногу, и коньки несли его по льду с тонким звуком точильного камня. Лишь в движении ему удавалось хоть немного разогнать свою густую кровь, в полной мере прочувствовать этот пронзительный зимний день. Выписывая загогулины на льду, исчерчивая узорами замерзший пруд, он почти переставал думать об Артуре[9], о своем милом покойном друге, мысли о котором иначе его не оставляли.
Очертив круг, он оказался на противоположной стороне пруда, и там его вспугнула девичья фигурка, темным силуэтом выступившая на фоне неба цвета потускневшего серебра. Замедлив движение, он подъехал к ней. Она спокойно стояла на берегу, возвышаясь над ним.
– Добрый день? – вопросительно произнес он.
Темные глаза, словно отполированные ветром, сияли на его землисто-желтом лице.
– Добрый день, – откликнулась Ханна.
– Чем могу служить?
– Я пришла…
– Вы дочка Аллена, так ведь? Белокурая Как-вас-там…
– …вас навестить. Я пришла вас навестить. В случае, если…
– Ясно. Вас просили что-нибудь мне передать?
– Нет. Я подумала, что вам может быть одиноко…
– Ясно. Вы пришли меня навестить.
– Верно.
– А зовут вас…
– Ханна.
– Ханна. Ну, конечно же.
Движимый любопытством, он неосторожно наклонился вперед, чтобы лучше разглядеть ее лицо. И заметил, что ее бледные губы дрожат, когда она, вдохнув морозный воздух, едва заметно выдыхает.
– Вы