консервативным взглядом на искусство, ее тянуло ко всему, в чем она могла себя попробовать. Сейчас Карен заканчивала годичный интенсив по дизайну интерьеров и готовилась к сдаче ряда работ и экзаменов. Вместо мастерской, где она сотворила большую часть своих полотен, Карен выбрала для занятий апартаменты Айзека.
Когда писатель влетел в свою обитель, она делала передышку в заучивании материала и, вытянувшись на большом раскладном кресле, разрисовывала страницу блокнота. Постепенно белый лист превращался в карандашную фотографию широких мансардных окон, сквозь которые Карен вглядывалась в хмурую апрельскую погоду.
– Карен! – воскликнул Айзек из прихожей. Девушка привстала с кресла и заинтригованно посмотрела в сторону входной двери. – Мне нужна первая помощь! – шутливый тон Айзека выдавал его настрой и намекал на очередную шутку. Он вбежал в громадную комнату – место учебного процесса Карен – и заключил девушку в объятия.
– Кто же тебя ранил, пирог? И насколько серьезны раны? – засмеялась художница, довольно подставляя щеки для поцелуев возлюбленного.
– Глубокий разрез на самолюбии и гематома в области творческой свободы!
Карен подвинулась так, чтобы Айз смог прилечь рядом на кресле, которое явно не было спроектировано для двоих. Здесь худоба, которую Айзек обычно называл утонченностью фигуры, пригодилась Карен, и парочка без затруднений уместилась на лежбище. Девушка ласково погладила слегка влажные после дождя волосы писателя.
– Что случилось? Рассказывай!
– Мари сдала меня с потрохами. Новость разлетелась по СМИ так быстро, будто в новой книге я изложу подробную инструкцию, где и как искать близнеца Дэвида Боуи.
– Вот ведь трепло, – недовольно пробурчала Карен.
– Я того же мнения.
Как это часто бывает, стоит мировоззрениям двух людей сойтись – и необходимость объяснять детали отпадает. Так же и Айзеку не пришлось прибегать к длинным толкованиям своего удрученного состояния. В том и был один из секретов гармоничного союза писателя и художницы. Карен умела без слов понимать Айзека, а тот верил в понимание, для которого слова не нужны.
– Так… говоришь, тебе нужна первая помощь? – игриво произнесла Карен, проведя пальцем по широкой груди Айзека.
– Да, точно. Мне, будьте добры, кофе с молоком, без сахара, – неожиданно заявил он, и Карен, рассмеявшись, ударила любимого по плечу.
– Прохвост! – художница поднялась с кресла и трусцой пробежалась до кухни, делившей с гостиной одно пространство.
Айзек услышал звуки и запахи, предвещающие появление чашки ароматного напитка, и с умилением посмотрел на развернутый блокнот, оставленный Карен на кресле. Всматриваясь в рисунок, он, переводя взгляд с одной детали на другую, будто углядывал то, почему он любил Карен. Тонкие извивающиеся линии здесь – ее прелестная фигура. Четкие, ровные углы окна – неисчерпаемое здравомыслие.