смахивает да всё приговаривает: «Ой, Фрося не дожила! Счастье-то какое! Удивила, Дуняшечка, порадовала!»
И про грех сразу забыл, подумав: до чего же Господь милостив.
До ласки всегда был скуп, а тут к сердцу прижал горемычную внучку свою и не отпускает: «Ничего, девонька, справимся, вырастим».
– Само собой, дед, вырастим, – улыбается счастливая Дуня.
– Кто отец? – не выдержал, спросил.
– Да кто ж его знает? – пожала плечами. – Вон их сколько без отцов растут и ничего.
А она и правда не знала, а может, и скрыла надёжно… Было их несколько, кто съездил в город по делам…, а может, и впрямь по делам… Да и какая теперь разница. Человек родился!
Дуня сознательно это делала. Знала, что все будут помалкивать – хоть пытай, ежели что, и концов никто не найдёт.
– Дурочка – дурочкой, – злословили некоторые, – а своего добилась. Но дурное дело – не хитрое.
– Да как сказать, – сомневались другие.
Долго перешёптывались за Дуняшкиной спиной, но, как обычно, вскоре другие события деревенской жизни перевернули страницу истории появления на свет мальчика Пети. А люди по сути своей больше добрые, и каждый спешил прийти на помощь. Вещи несли детские: и новые, и старые, игрушки – кто что мог. В правлении материальную помощь выписали, и знатно новорождённому «обмыли ножки».
Побежала жизнь новая, насыщенная, отмеряясь месяцами, годами…
Мальчонка резвый, смышлёный, здоровенький – дед с рук не спускает. Все хвори вмиг отпустили старика, от счастья даже седина стала пропадать.
Не без баловства, конечно, но только в радость для всех, подрастал ребёнок. Учился хорошо, в спорте – первый. Мать с дедом почитал и во всём помогал. Мечту имел – военным стать.
Дуня матерью отличной была. Книжки читала, к труду приучала, в учёбе наставляла. Свой нрав жизнеутверждающий и покладистый сыну передала. И ещё больше улыбалась, только теперь светилось лицо её настоящим счастьем и никому она больше не казалась страшненькой. Стала она равной среди всех.
И что интересно, больше никто и никогда не называл её дурочкой. По-другому, как Евдокия, а то и по отчеству не величали, а как иначе: почётная доярка, победитель соцсоревнований и достойная мать.
«Вот, Фросечка, какой подарок нам внучка сделала на старости лет. Жаль ты, моя хорошая, не дожила, – рассказывал Игнат жене на могилке. – Я теперь к тебе повременю – помочь обязан. Ты уж не серчай. Но какая же умница – Дуняшка-то наша!»
И помог. Долго прожил он. Петьку в военное училище проводил, на присягу слетал, женил, и даже праправнука дождался. Попросил Павлом назвать – в честь сына своего погибшего. А вот у Дуняши век не таким долгим был. Не встала она как-то летним утром с восходом солнца, не поприветствовала своим звонким голосом соседей…
Лежала в кровати такая маленькая, что и не сразу разглядишь её под одеялом и словно сладко спала, слегка улыбаясь. Она ведь