обычном,
В новогодней звезде, в придорожном кусте
ежевичном…
Оно было везде… Ты его уловил, и готово —
Ты другой, ты в игре, но не знаешь ответного слова,
И не знаешь, как быть, и не знаешь, куда тебе деться,
То ли к тополю взмыть, с невидимыми птицами
спеться,
То ли тихо кружить по проулкам безгласным и узким,
То ли с криком нестись по крутому Верийскому
спуску…
Оно было в тебе… но слова с ним не смели тягаться,
И при чём тут они, – при таком-то несметном
богатстве?
И к чему, и на кой, когда мир так огромен, так лаком,
Его мерить строкой
и гасить
восклицательным знаком?!
«О том, что всё меняется, течёт…»
О том, что всё меняется, течёт,
молчало море. Гладило, ласкало,
но временами всё же пропускало
две-три волны с насмешливым оскалом,
но ты не принимала их в расчёт…
И время тоже не всегда молчало,
но вечно путало: конец или начало?
Или мычало – смысла не понять…
Оно текло в каникулы и лето
всё по тому же старому билету
и тем же ходом возвращалось вспять…
А в зимний вечер укрывало пледом,
но о себе не подавало знака.
И в сотый раз… и каждый раз инако:
кому-то кто-то был до смерти предан,
дышала ночь… гремел прибой Канака…
ХХ век
Чтоб не наскучил срок земной,
В рождественский носочек
Он мне подкинул
свой —
родной, —
Давно отрезанный войной
Серебряный кусочек…
И с этих пор они со мной,
Как будто так и надо —
И Тэффи, и Паллада…
И Петербург не Петроград,
Еще не сыгран «Маскарад»,
И Дапертутто, как живой,
Совсем другой…
Им хорошо, тепло и мне,
И оттого темно вдвойне:
Как ни крути, как ни ряди,
Но «некто в сером» впереди,
А с ним – судьба и участь,
И не слова уже, а факт:
Вишнёвый сад. Последний акт…
На сцену входит Ужас…
Подвал
Внезапно, среди бела дня,
Прошёлся дождь, слегка звеня,
И вдруг дохнуло адом…
Подвал… но, явно, не из тех —
Духанов для мирских утех,
Для пиршеств до упада, —
Скорей из древних, нежилых,
Из тех, чьи своды тяжелы,
И тайный ход ведет к реке…
И вновь без скарба, налегке,
Они