умеет плавать, – возразил сын, сразу отметив, что план убийства матери был великолепный.
– Матросы баграми добьют её, – торопливо ответил Никита, боясь, что император мог отказаться использовать его ловкий план.
Но Нерон улыбнулся. И тогда Никита, широко открыв свой рот, полный гнилых зубов, с удовольствием рассмеялся, мысленно увидев, как его матросы убивали божественную мать.
Император улыбался по другой причине. Слово «добьют» напомнило ему недавний эпизод любовной встречи с красавицей Актой. Очередной раз восхищённый её страстностью, умелостью и великолепными интимными частями тела, он вскочил с постели, схватил кифару и крикнул:
– Танцуй!
Притопывая ногой, император начал играть бешеные ритмы, которые непрерывным потоком рвались из его души, воспламенённой любовью и страстью.
Акта с фигурой юной Венеры была искусной и в танцах.
Непрерывно лупя рукой по струнам кифары и вопия что-то непонятное для самого себя, Нерон быстро двигался вокруг танцующей любовницы, алчно смотрел на её подрагивающие формы тела, на движения бёдер, ног. Он хотел всё это видеть бесконечно долго. И хотя его руки стали влажными, а пальцы часто пролетали мимо струн, но он не прекращал бешеной игры и пляски, решив увидеть победный итог.
Акта рухнула на пол и сладострастным голосом взмолилась:
– Рыжебородый малыш, ты добил меня! Пощади!
Тяжело дыша, он поставил дрожавшую от усталости ногу на её грудь и, прохрипев: « Я люблю добивать женщин», запел песнь победы…
Продолжая улыбаться, император вновь задумался о том, на какой из двух красавиц нужно было остановить свой выбор, жениться. Акта и Поппея были одинаково любимы Нероном, хотя у них были разные характеры. Акта была весёлой, озорной девчонкой. При виде её, он сразу переходил на особый шаг, который в народе назывался «постыдным», а его туника ниже пояса сама собой начинала оттопыриваться.
Поппея была благородной патрицианкой, холодной и властной, как его божественная мать. Она раздражённым голосом требовала, чтобы он удалил на остров свою жену Октавию или удавил её.
– Ведь ты владыка огромной империи. Что тебе мешает поступить так, как ты хочешь. Женись на мне!
– Я ещё не подумал, – нерешительно говорил Нерон, отводя свой взгляд от грозного взгляда Поппеи, хотя ему очень нравилось то, как патрицианка смотрела на него блистающими гневными глазами.
– Тогда ты меня больше не увидишь!
Боясь, что Поппея могла навсегда покинуть его, он хватал своими влажными руками её руки, торопливо бормотал, что народ не желал его развода с Октавией.
Поппея в ярости пронзительно кричала:
– Ах, так! Ты боишься мненье народа! Тогда не лезь ко мне, слюнтяй!
Она хлестала тяжёлыми ударами ладоней по его голове, царапала длинными ногтями его божественное лицо, била ногами, целя в божественный пах. Поппея, как женщина, хорошо знала, что он не божественный,