Разрушать – не шить, поэтому чтоб уничтожить то, что создавалось месяцами, хватает всего нескольких щелчков ножницами.
Кайрис распаляется, ее движения становятся все более рваными и резкими. Под конец обида внутри нее достигает пика, и в глазах темнеет. Когда Кайрис приходит в себя, то понимает, что уже давно беспорядочно кромсает драные ошметки. Вот и кончилась сказка. Кайрис сбрасывает их на пол. Тяжело дыша, она с каким-то злым удовлетворением наблюдает, как они падают, будто птичьи перья. В голове стоит звенящая пустота.
Кайрис опускается на пол и садится, подтягивая колени к подбородку. На смену злости приходит отрешенность. Кажется, что она сидит над грудой обрезков всего пару мгновений, но успевает взойти и скрыться луна, а потом на закате начинает дребезжать рассвет. Стоит взойти солнцу, как Кайрис выскальзывает в утреннюю прохладу, ни с кем не прощаясь – будто вместе с платьем обрезала последнюю нить, соединяющую ее с домом.
Трава и листва вокруг блестят от утренней росы. Когда Кайрис подходит к дому ворожеи, та сидит на пороге, как и в день праздника, будто приросла к ступеням. Можно почти поверить, что Крия не вставала с них с того самого дня, если бы Кайрис не видела ее у себя дома собственными глазами. Дома… это слово теперь звучит, как чужое, и Кайрис отгоняет непрошенные воспоминания. Ворожея кивает и легко поднимается на ноги – вспархивает, будто мотылек. Кидает на Кайрис мимолетный взгляд и отворачивается.
– Проходи.
Кайрис идет следом, чувствуя себя в высшей степени заболевшей, будто простуженной. Ей больше не хочется ничего, кроме как свернуться клубком на кровати и не двигаться. Но никто не даст ей такой возможности. Пригнувшись, Кайрис проходит в дверной проем, впервые оказаваясь внутри дома ворожеи и невольно осматриваясь по сторонам.
Про ворожей рассказывают всякое. Но в доме Крии нет ни волчьих голов, ни вороньих когтей, ни пучков трав, развешанных под потолком. Не видно даже оберегов, которые так любит Велиса. Стены темные из-за дерева, из которого сделаны, поэтому вырезанные местами символы Кайрис различает не сразу. Зато замечает, насколько везде чисто.
Крия приводит ее на кухню и останавливается, выжидая, пока Кайрис оглядится. Становится странно, что у столь уважаемой женщины так мало вещей: грубо сколоченный стол, табурет, очаг… Из приоткрытого окна веет холодом, и Кайрис потирает голые плечи.
– Спать будешь тут, я постелю тебе и дам, чем укрыться, – говорит Крия, и ее птичьи глаза на миг прикрываются. – Твои обязанности обговорим позже. Жди меня здесь, я скоро вернусь.
И уходит, оставляя Кайрис в замешательстве. Сколько же ей лет, этой Крие? Голос не дрожит и совсем не похож на старческий, спина прямая, поступь уверенная, а морщины скорее напоминают паутинки-трещинки на застывшей поверхности лужи. Еще немного побродив, но не найдя ничего интересного, Кайрис возвращается в выделенную ей комнату и опускается на покачнувшийся табурет, устремляя взгляд в окно.