напоминает течение реки –мягкое, но непреклонное. – Что ты думаешь насчет этого?
От удивления Кайрис все-таки поднимает голову. Крия не улыбается даже глазами, только смотрит устало, будто на мгновение богиня отступила в сторону и все прожитые года легли ворожее на плечи, но это длится всего мгновение. Стоит ему пройти, и Крия опять кажется едва задетой течением времени.
– Что? – Кайрис моргает и повторяет еще раз. – Что?
Какая же глупость – такое предлагать. Кто ж пойдет к ворожее с такой помощницей? Что-то внутри восстает против одной этой мысли, и Кайрис готовится ответить отказом, даже открывает рот, но сказать ничего не успевает. Матушка начинает улыбаться, но на ее жестком и строгом лице улыбка смотрится как гримаса. Матушка подхватывает Кайрис под руку и, повернув, легко пихает в спину. Кайрис делает шаг и оборачивается. Она еще не до конца понимает, что происходит, но во рту становится горько от обиды. Под тяжелым взглядом матушки Кайрис удаляется обратно, к тесту и собственной беспомощности.
Замерев у дверного косяка, она слышит, как матушка говорит:
– Да, так будет лучше.
Кайрис никогда раньше бы не подумала, что можно отречься от своего ребенка таким сладким голосом.
Матушка сшивает выкройки, и иголка танцует в ее руках, как девица на свадьбе. Лицо матушки напоминает грубую глиняную маску: губы плотно сжаты, подбородок выпячен, лоб сморщен. Как и всегда, когда она приняла окончательное решение. Перекусив нить зубами, матушка откладывает иглу в сторону и говорит:
– Не смей пререкаться. Завтра же отправишься к дэр Крие. Радуйся, что она берет в помощницы такую дуреху, как ты.
Кайрис, хмуро сидящая у окна и наблюдающая, как две курицы не могут поделить червяка, сжимает пальцы.
– Я не пойду.
Матушкины губы белеют. Она откладывает рубаху, которую шила, и утыкается в Кайрис взглядом. Выбившаяся из косы прядь падает ей на лоб, но матушка этого будто даже не замечает.
– Благодари богиню за такую удачу! Замуж не возьмут – так хоть какую-то пользу принесешь.
– Но я не хочу.
Кайрис говорит это себе под нос, но выходит недостаточно тихо, и матушка слышит. Ее лицо идет красными пятнами от гнева. Кайрис невольно сжимается, глядя сквозь опущенные ресницы на собственные сцепленные пальцы.
– А чего хочешь? Валяться на сене с подзаборными пьяницами? – матушка кривится от отвращения. – К дэр Крие отправишься утром, как только встанешь.
К горлу подкатывает комок – страх мешается вместе с обидой, вставая в глотке камнем, и Кайрис хватает только на то, чтоб покачать головой. У нее уходят несколько мучительных мгновений и последние силы, чтобы как-то совладать с голосом:
– Нет!
Матушка резко подскакивает на ноги, хлопая по столу раскрытой ладонью и сбрасывая на пол недошитую рубаху вместе с нитками и иголками. Кайрис вздрагивает, вжимаясь в стену лопатками. Чужое лицо искажается, сквозь