одному человеку.
– Такую замуж не возьмут. Порченая, – говорит отец раздраженно.
– Да кто бы на нее и так позарился? Ленивая, нерасторопная – не жена, а обуза, – матушка делает пару шагов и застывает на месте. – Отдать бы в служанки, да кому такая неумеха нужна?
– Но соседи-то косятся. Надо бы ее куда-то спровадить, пока не поздно.
На Кайрис внезапно будто обрушивается весь холод, царящий в подполе, и она, оступившись, съезжает по ступеням и задевает что-то рукой. Раздается звон, и голоса наверху затихают. Дверь подпола со скрипом открывается, и упавший вниз квадратик света на пару мгновений ослепляет Кайрис. Будто зверь, гонимый охотничьими собаками, она выскакивает в проем и, хлопнув дверью, выбегает из дома. Ветер тут же бросает в лицо горсть пыли. Заслонившись от него ладонью, Кайрис бредет прочь, не разбирая дороги. Ноги сами приводят ее к знакомому дому – к, похоже, единственному оставшемуся другу. Кайрис останавливается и переводит дыхание. Прошмыгнув под окном, она обходит дом кругом и тихо свистит.
Притулившись к стене, на земле лежит темная гора, похожая на кучу углей, и то вздымается, то опадает. Когда Кайрис подходит ближе, пес вострит уши, и похожий на обрубленную дубинку хвост чуть вздрагивает. Кайрис наклоняется, широко разводя руки, и тихо шепчет:
– Костолом.
Пес вытягивается стрелой, а потом начинает медленно подниматься. Костолом всегда напоминал скорее бешеного медведя, только пробудившегося от спячки, чем собаку, и все равно Кайрис доверчиво тянется ему навстречу. Зверюга, однажды разодравшая дикого волка, не могла терпеть никого, кроме хозяина – но Кайрис всегда была исключением. Может, потому что звери любили ее, а может, потому что она лечила Костолома, когда тот был еще щенком, – но пес всегда с готовностью подставлял под ее руку свою массивную голову.
Кайрис протягивает к нему пальцы, уже мечтая, как уткнется лицом в густую шерсть. Звякает цепь, кожаный ошейник стягивает толстую собачью шею. Пес поворачивается, и его глаза отблескивают красным в свете солнца. Кайрис выставляет вперед раскрытую ладонь, чтобы Костолом ткнулся в нее холодным носом. Тихие, как кошачьи, шаги поглощает земля. Под кожей пса перекатываются мышцы, и Костолом, все так же не произнося ни звука, приближается к ней на чуть согнутых лапах.
По спине пробегают мурашки, и Кайрис резко понимает – что-то не так. Он не виляет хвостом – обрубок даже не вздрагивает. Дергаются точеные ноздри, и пес слегка обнажает пожелтевшие клыки. Костолом не бежит, повизгивая, и не плетется лениво – он крадется, как охотник, и пружинит лапы, будто собирается прыгнуть. Костолом… не узнает ее?
Кайрис широко распахивает глаза и в этот же миг слышит рык. Все внутри поджимается, и она вскакивает на ноги, случайно наступая на подол платья. Раздается треск рвущейся ткани, и земля взлетает вверх. От удара в глазах темнеет, и Кайрис неожиданно остро понимает, что подошла слишком близко