на прощанье резвящийся буфет, зашагал к выходу. А что мы, собственно, празднуем? Рождение ещё одного «кассового» спектакля? Я уверен, что критики о нём не то, что не напишут плохо, а вовсе ничего не напишут. Потому что обсуждать здесь нечего… Но, с другой стороны, играем-то мы для широкой публики, а с ней проблем не будет – зал всегда наберётся. Цветы, восторг, аплодисменты… Как говорится, спасибо огромное, и поплакали, и посмеялись! Но почему, в большинстве случаев, то, что представляет ценность для актёров, как правило, неинтересно зрителям?! И наоборот. Почему же мы так не совпадаем? Ведь одни без других не могут существовать… Помню, в студенчестве, зачитывался дневниками Олега Даля и никак не мог до конца осмыслить цитируемые им выдержки из Хемингуэя. Например: «Если ты добился успеха, ты добился его по неправильным причинам. Если ты становишься популярным, это всегда из-за худших сторон твоей работы. Они всегда восхваляют тебя за худшие стороны. Это всегда так». С годами, я стал постепенно постигать глубину этих высказываний. И сегодня, кажется, осознал окончательно…
6
– Павлик, почему ты не звонишь? Я очень соскучилась…
Хорошо, что у мамы и Таньки голоса не похожи, а то, в телефонных разговорах, запросто бы их путал. Впрочем, никакого конфуза в таком случае не произошло бы – в коридоре коммуналки, повторюсь, телефонные откровения становились достоянием ушей всех жильцов, и, в связи с этим обстоятельством, любые интимные вещи из меня приходилось вытягивать клещами – я отделывался исключительно дежурными фразами. Соседские разговоры мне из своей комнаты тоже доводилось слышать прекрасно (честно говоря, совершенно против воли) – коридорный телефон всех выводил на чистую воду, и судьбы обитателей моей квартиры не имели ни малейшей недосказанности.
– Мам, я тут месяц из театра не вылезал – премьера позавчера была…
– Да ты что! А почему же ты мне не говорил? Ну, рассказывай…
Об «Уловке» я, естественно, говорил. И не раз… Но дело даже не в этом – слово «рассказывай» всегда мгновенно повергало меня в уныние: рассказывать надо было всё подробно, по шагам, не пропуская никаких деталей – что я ел, во что одевался, здоров ли и так далее. Творческая составляющая моего бытия была непринципиальна – на другом конце провода всё трактовалось в вольном и, я бы даже сказал, авторском прочтении… Исповедоваться, тем не менее, пришлось. Мама же, в течение моего вялого пятиминутного повествования ограничивалась периодическими вставками другого своего коронного слова «тааак». В конце концов, говорить мне стало лень, и, позёвывая, я завершил унылый рассказ привычным в наших разговорах словом «вооот».
– Как, ещё раз, спектакль называется? «Ловкая уловка»?
– Да нет! «Счастливая уловка»… А есть ещё «Ловкая служанка» – это другой! Но я там тоже играю…
– А, ну вот, я же помню!
– Будешь знакомым рассказывать, не перепутай! – это моё напутствие было излишним, а главное –