выглядеть легкомысленно.
– Пс-с-ст, прошу прощенья, синьор. – Один торговец пряностями выглянул из своего ларька. – Но я бы мог раздобыть вам обезьянку.
– Ох, ебать-колотить, – вздохнул Яго.
– Весьма деликатно, синьор. – Торговец перешел на заговорщический шепот. – Себе ее оставите, или только на ночь можно взять, если пожелаете. Мой человек придет за нею утром.
– Нет, – сказал Антонио. – У меня нет нужды…
– Ты сколько успел расслышать? – обратился Яго к негоцианту.
– О желании Антонио выебать обезьянку мне не известно ничего. – Физиономия торговца цвела невинностью, а в глазах сияло блаженное неведенье.
– Я вовсе не… – Антонио снял обвислую шелковую шляпу и теперь обмахивался ею – весь лоб у него вдруг вспотел.
– А помимо ебли мартышек что?
– О безголовом сенаторе – ни звука, – отвечал негоциант.
– Уплатите ему, – велел Яго.
– Я вовсе не… – начал Антонио.
– Двадцать дукатов? – Яго вскинул торговцу пряностями исшрамленной бровью.
Тот пожал плечами, словно бы давая понять, что в какой-нибудь другой земле, где у него не голодают дети, где его не пилит жена, двадцати дукатов, вероятно, и хватило бы, чтоб он забыл то, чего толком-то и не расслышал, но тут, в Венеции, сейчас, ну, синьор, человек несет расходы, сами понимаете, и…
– Или я тебя убью, – произнес Яго, уронив руку на кинжал.
– Нигде и никогда еще не было цены идеальнее двадцати дукатов, – сказал торговец.
– Уплатите ему. – Яго не спускал руки с кинжала, а взгляда – с торговца пряностями, пока Антонио рылся в кошеле и выуживал оттуда монеты.
– И если хоть слово о том, что здесь происходило, сорвется с твоих уст, право на жизнь ты потеряешь. Семья твоя – тоже.
– Почем я знаю, а вдруг вы меня все равно убьете? – спросил торговец.
– Потому что Антонио дал тебе двадцать дукатов, – ответил Яго. – А Антонио человек честный.
– Я он, – подтвердил Антонио. Он отсчитал монеты в ладонь негоцианта. – Честный человек, которого совершенно не интересуют обезьянки.
Яго приобнял Антонио и повел в другой угол рынка.
– Убить все равно, возможно, потребуется.
– Если вы его намерены убить, я б лучше сберег свои двадцать дукатов.
– Двадцать дукатов – ваш штраф за то, что вы такой дерьмовый заговорщик. Глупо было встречаться на Риальто.
– Откуда мне было знать, что вы заговорите об убийстве? Почему это я всегда платить должен?
– Деньги – ваш амулет, Антонио. А он нам может понадобиться в изобилии – покупать ту власть, что мы утратили вместе с Брабанцио. Нам нужен другой сенатор в Малом совете.
– Если б я распоряжался таким богатством, чтобы покупать сенаторов, мне бы для поддержки состояния не требовалась война. А наши замыслы не поддерживает никто из оставшихся пяти членов совета. Их всех язвит наш разгром генуэзцами. Боюсь, дело у нас не выгорит.
– Выгорит, если удержим за собой место Брабанцио.
– Быть может, еще год назад мы б выдвинули своего кандидата