десяток, сотня. Ноги тряслись, пальцы скрючило, запястья ломило. Попытался опереться спиной на противоположную стену – далеко, зараза, длины рук не хватает. Просто висеть, отдыхая – ещё хуже. Пальцы начинает резать так, что вот-вот сами разожмутся, и полетишь в пропасть. Но ведь видна? Стенка видна, скобы видны? А где же свет, откуда он берётся? Сверху?
Вскинул голову – буммм! Ой…
Чуть не сверзился. Но ведь это значит, он долез! Приподнять… Головой никак. Ещё скобочку… Плечом… Никак. Согнулся – и лопатками. Тоже никак. Освободить одну руку. Юййй… Зараза, провалиться бы тебе! Пальцы-то как больно. Даже разгибать. Постучал костяшками кулака. Дынь-дынь-дынь. Тихое, долгое эхо ответило снизу, из колодца. Но очень уж тихое. Наверху явно никто не слышит…
Чем бы таким постучать, чтобы услышали? Стал шарить свободной рукой по карманам. Вторая рука сейчас разожмётся, наверно, пальцы уже до кости прорезало. Ещё секунду, ещё левый карман… Извернулся, как корюшка в сачке, – достал ножик! Уф. Дынь, дынь, дыннь! Вот это уже слышно!
Дынь, дынь, дыннь! Что ж никто не подходит-то? Сейчас он точно оборвётся. Колодец полон гула. Грохота. Башка отлетит от этого шума – и туда, в колодец, чтоб ещё громче. Шли они с кошкой так долго, что это может быть и в промзоне где-нибудь, или сейчас вообще ночь, и никто не подойдёт до морковкина заговенья. Дынь, дынь, дыннь! Нет, если не надеяться – так надо было сразу головой вниз. Снова подсунулся так, чтобы можно было упереться верхней частью спины. Загривком. Изо всей силы. Аж круги перед глазами. Нет! Не круги! Свет! Жёлтый, солнечный! Не удержал – пригнуло обратно. Ну, теперь понятно, сколько это весит – много, но должно получиться… Чуть вперёд! Ыыыть! Чёртова чугунина! Ни фига не придавишь, не прикончишь, др-рать т-тебя… Надвинуть! Ффф. Передохнуть – и снова. Ыыыть! И третий раз. Теперь должно получиться пролезть.
Растянуться на тёплой земле – ой…
Когда он открыл глаза – нет, не открыл, а еле разлепил, поднял веки с таким усилием, как ту проклятую крышку, – солнце уже садилось.
Как добрался до подъезда, сам не понял. Будто не ногами, а кровяным сердцем волокся по щебнистой земле. Кошка на лавочке у подъезда сидела. Встала, вспрыгнула на окно кухни, зацарапала по стеклу.
– Откр-р-рой, откр-р-рой, откр-р-рой!
И – куда-то в пропасть.
Потом был луч солнца. Он падал на занавеску квадратом. Квадрат – значит, дом. Встать кое-как удалось, хотя это было больно. Ноги плохо владели. Наступал как на подушку для булавок. Будто чудовищно их отсидел. С оборотной стороны ступни были синие, распухшие. И канализация не действовала. Вместо неё было ведро с крышкой. Съесть было тоже нечего, в холодильнике шаром покати, и даже чайник, то есть газ, не зажигался.
– Че-че-чевво чухаешься? Че-вво? Чу-дило! Чче-ши проччь, прроччь! – затрещало под окном, а потом донеслись другие звуки: – Ммоёу ммя-сто, моёу!
Выглянул в окно – да. Та самая кошка. Чёрно-белая, хвост колбаской, немигающая.
– Ты