меня, выдаёт моё богатое воображение. И хотя мне удалось сочинить стишок, в животе засело противное чувство. Потому что, по правде говоря, я написал именно то, что хотел. Я понял, что нужно как можно скорее записать всё, иначе мимолётное виденье развеется, – и позвонил в дверь Энга.
Его мама приветствовала меня, легонько похлопав по макушке и ущипнув за щеку, словно я был какой-то помесью лабрадора и малыша, едва научившегося ходить. Несомненно, я был очарователен в тот момент, раз произвёл такой эффект. Мама Энга улыбнулась и произнесла что-то по-испански.
– Что она говорит? – спросил я Энга, войдя в комнату, где тот сидел перед компьютером.
– Donde hay amor, hay dolor, – ответил он, не поворачиваясь.
– По-английски, пожалуйста.
– Это испанская пословица, – объяснил мой друг. – Где есть любовь, там есть и боль.
– Ты ей сказал! – вскрикнул я.
– Сказал ей что? Я ничего такого и не знаю.
– О Люси.
– Ты сбрендил? – удивился Энг. – Мне незачем ей и рассказывать-то. У тебя всё на физиономии написано. Ты похож на большую несчастную собаку-ищейку.
– Ищейку, да? Мне казалось, скорее на милого лабрадора.
– На пуделя, – парировал Энг.
– Отстань! Никакой я не пудель.
И мы принялись издавать собачьи звуки, выть и гавкать, а ещё показывать всякие щенячьи трюки, пока я не вспомнил: я не пёс, а поэт, и необходимо срочно записать стихотворение, покуда оно ещё держится в памяти.
– Сядь, – сказал я.
Энг сел. Может, когда я вырасту, из меня получится неплохой собачий тренер.
– Печатай. – Эту просьбу он проигнорировал. – Быстрее, пока я не забыл!
– Я тебе не раб тут, – возмутился Энг и неподвижно уставился в монитор. Он может быть реально упрямым, когда хочет.
– У тебя в принтере есть бумага?
– М-м-м? – промычал он, рассматривая страницу какой-то девчонки в «Фейсбуке».
– Э-э-энг! – взмолился я. – Это вопрос жизни и смерти!
Он отвёл голову от компьютера и повернул ко мне. (У него был крутящийся стул, если вдруг вы вообразили себе странноватого испанского пацана с головой, вращающейся на 360 градусов с помощью специального шарнира в шее.)
– Чьих жизни и смерти? – поинтересовался он.
– Моих, – пояснил я и, прежде чем Энг отвернулся обратно к монитору, добавил: – Я сделал это. Я написал стихотворение для миссис Грей.
– Для миссис Грей! Ты теперь в неё влюблён?
– Нет, придурок. Оно о Люси, но для миссис Грей.
– Ты собираешься отдать училке поэму, посвящённую Люси? – Энг выглядел взволнованным. – Не кажется ли тебе, что она тебя поймёт неправильно?
– Ха-ха, смешно. Она думает, что я поэт, помнишь? Ну слушай, это займёт не больше минуты.
Энг простонал, но всё-таки склонился над клавиатурой.
– Ну я же просил, никаких стихов, но окей, так и быть, – пробубнил он.
Я откашлялся и гордо произнёс:
– Если бы она была моей.
Выдержал театральную паузу.
Энг