Энг.
И выглядел он при этом таким самодовольным, что мне захотелось его треснуть.
6. И поэзия безючая
Отбыв своё наказание, я пошёл домой кружным путём. Надо было подумать. Очки я оставил в школе, и идея врать маме по их поводу бесила меня не меньше, чем идея выложить всё как есть. Проще проигнорировать это.
Но стоило мне открыть дверь, как она уже была тут как тут, ждала. Опять.
– Мне надо в туалет, – с порога заявил я, не придумав ничего лучше.
– Это не подождёт? – ответила она. – Мне надо с тобой поговорить.
– Прости, мам, ты знаешь, как это бывает. Мне надо в туалет.
И я взбежал по лестнице.
В ванной я был в безопасности. Вот только сидеть там негде, кроме как на унитазе. Забавно, обычно ты и не думаешь о подобных вещах. Я опустил крышку и сел.
Первое, что я в тот день узнал: крышки для унитазов очень жёсткие. Удобно на них не расположиться никак. Я вздохнул и достал стихи миссис Грей из рюкзака, но сосредоточиться не получалось. Как-то глупо было рассиживаться тут в школьной форме, словно я человек с карнавала, попавший на нудистский пляж. Нашлось единственно верное решение: стянуть штаны с трусами, поднять крышку и устроиться как положено, на сидушке. Намного естественнее. Я вновь взялся за листы. Определённо, так лучше! Вот так я и обнаружил себя погружённым в поэзию, тогда как штаны мои болтались вокруг лодыжек.
Все эти дела с безответной любовью – жутко замороченные. И очень долгие. Семь страниц длиной, если быть точным. К сожалению, я и без очков могу читать прекрасно, и это было невыносимо. Всё, в чём я нуждался, так это в каких-нибудь «Простых советах для безответно влюблённых», желательно, чтобы советы были разбиты на короткие пункты. Но вместо этого я получил пространный и довольно бессвязный рассказ о давно умерших людях.
Всего там было три стихотворения. Первое – от парня по имени Китс[6], и называлось оно «Ода к соловью». Мне название не понравилось. Слушайте, ну птица же и не должна отвечать взаимностью человеку, нет? Впрочем, начальная строчка оказалась довольно многообещающей:
От боли сердце замереть готово, и разум – на пороге забытья…[7]
М-м-м, неплохо. Я бы только чуть поменял слова. Я поёрзал на унитазе.
От боли попа замереть готова, и бёдра – на пороге забытья…
Миссис Грей то и дело говорит нам искать параллели со своей жизнью в работах великих авторов. Думаю, мой подход её бы впечатлил.
Я прочитал стихотворение до конца, но оно с тем же успехом могло бы быть написанным на суахили: ни черта не понятно, о чём в нём речь. Поэтому я не стал разбираться со следующими семью четверостишиями, а раз их было всего восемь, то с Китсом на этом закончил. Следующий на очереди – Гилберт Кто-то-там или Кто-то-там Гилберт[8]. Точно не помню, потому что никаких упоминаний Люси в его опусе не обнаружилось, и я отбросил этого Гилберта в сторону. Шикарно – с двумя разобрались, остался последний.
Перевернув страницу, я сразу понял: Люси. Вот она.
Написал