так появилось село Рыбачье в устье Невы. С семнадцатого века из Дединово набирали кабацких целовальников – это люди, принимавшие присягу на кресте и Евангелии и обещавшие при вступлении в должность соблюдать государственный интерес, – торговцев рыбой, хлебом и солью. Наши недавние предки – инициативные и творческие. Было много крестьян, вышедших в купцы. Только в Петербурге жило более двухсот дединовцев, у которых был отдельный староста.
Семён наклонился к стоящему ближе к нему пареньку:
– Интересно?
– Не-а.
– А чего ж вы тут?
– Это кто сочинение о родине на двойку написал, вроде субботней отработки.
– Что ж вы так родину не любите?
– Мы родину любим, мы сочинения о ней не любим.
На кладбище
Лишь рассветёт – приокской простоте
Тритон заблудший попадётся в сети.
След раковины в гробовой плите
Уводит мысль куда-то дальше смерти.
Б. Ахмадуллина
Где смерть, там и правда.
Ю.Мамлеев
Дожидался Катю уже на улице.
– Ну, как у вас там? – ещё бы, волновалась.
– Ничего. Ожил.
Посмотрела с недоверием: «Как? Не может быть!» Но спросила о другом.
– Что не в поле?
– Да отработают сегодня за меня… шесть лбов. Я… во вторую смену.
– А у нас, видишь, в первую, абракадабра, покруче вашей капусты: лекцию о родном селе, о малой, как говорится, родине, заставляют слушать в наказание. Что-нибудь понимаешь? Не в награду, для тех, скажем, кто написал выше тройки, и уж не для всех – перед этим самым сочинением, а в наказание…
– Да… Слушай, а цари правда сюда наведывались?
– Ещё как наведывались.
– И чего им тут? Ладно – Пётр, он поплавать не дурак был, но Грозный?
– Была, значит, нужда и у Грозного… – и выжидательно посмотрела: будет спрашивать, что за нужда?
Но Семён спросил не совсем так, как ожидала.
– Тоже капусту сажать отправили?
– Гречиху.
– Вот те на! Десять лет уж ездим сюда, гречихи тут не видывал. Грозный царь Гречиха.
– Долгая история, – немного разочарованно сказала Катя, – но что приезжал, и не один раз – это точно, у пустой легенды другой вкус. Да это и не легенда, расскажу как-нибудь. Вот, кстати, почитай, обещала.
Это был четвёртый или даже пятый машинописный экземпляр, почти слепой, страниц, может быть, с полста, прошитый зелёными нитками, как курсовой проект, в обложке из сложенного пополам ватмана и к тому же со стёртым названием.
– Так что тут? Историческое?
– Скорее – да… – Собралась было что-то добавить, пояснить, но передумала, – почитай. С собой в Москву тебе дать не могу, так что прочти, пока вы тут.
– Стоит?
– Посмотри сам.
– Здешний следопыт?
– Совсем нет. Я ж говорила – Владимир Фёдорович из Тулы, писатель и ещё художник, столько знает