Артем. Так холодно, что Полина вся съежилась. – Это модель планера Л-13 Бланик.
– Он что, еще и летает? – искренне удивилась Полина, заметив проводки, торчащие из головы малька (или птицы).
И не дав Артему ответить, добавила:
– С пультом, что ли?
– Модель радиоуправляемая.
Но Полина продолжала вопрошающе смотреть на Артема, и тот просто ответил:
– Да.
Они оба смотрели на самолет. Полина уже хотела заключить, что «круто». Но за стеной, на которой висел самолет, раздался глухой удар. Будто упало что-то тяжелое. Будто даже какая-то мебель.
Оба вздрогнули. Полина ведь даже забыла подумать о том, что в доме может быть кто-либо, кроме Артема.
Она молча, испуганно смотрела на Артема, и ей показалось, что буквально несколько секунд у него были такие же глаза.
Он отошел от окна, сел на кровать. Взял с подушки гитару. Она была не такая, какие привыкла видеть Полина, да и признаться, видела она их живьем-то не часто. Но те, что видела, были полые, с дырочкой посередине, под цвет светлого дерева. Эта же по форме была все та же точеная женская фигура, но из сплошной красной лакированной доски. А еще у нее были проводки, какие-то приспособления…
– Кому стоим? – спросил Артем, и Полина поняла, что нужно подойти и сесть.
Она послушно все выполнила. Матрац оказался твердым, под Полининым весом почти не прогнулся. А Полина любила утопать в своих перинках, закутываться в толстое мягкое одеяло. Она в свою кровать погружалась, а на эту только и можно было присесть, как на скамейку в парке. Вопиющая разница в мироощущении была налицо, и это печалило. Печаль становилась сильнее смущения, и на кровати Полина уже сидела другой, не той, которая стояла посреди комнаты и разглядывала свои бордовые носки.
Артем начал играть, но гитара оказалась безголосой, будто простуженной. Вроде даже угадывалась какая-то мелодия, но звук больше походил на трение морковки о металлическую терку.
За стеной опять что-то упало.
Полина посмотрела на Артема, а Артем надел на нее наушники.
Он играл на своей охрипшей гитаре все ту же мелодию, а до ушей Полины она доходила чудесной музыкой. Очень быстро она заполнила собой всю Полину, окутала, подхватила и унесла. Полина оставила себя сидящей на краю кровати и уже стала той, что лежит на спине с раскинутыми руками, потому что так музыке вольнее гулять по телу волнами. Но и этого оказалось мало, музыке было тесно, ей было душно, и они отправились на просторы.
Сначала Полина видела лишь широкую реку. Стремительно несущийся поток воды бурлил, искрился, не ведая преград. Несся, торопился, натыкался на камни, перепрыгивал, реже обходил стороной. Те глыбы, которые обходил, гордились собой, они там веками стояли победителями. Полина, с высоты наблюдая реку, угадывала, куда та спешит. Она желала скорее упасть. Она так долго бежала, ударялась, огибала, извивалась, а теперь хочет просто лететь чесаной конской гривой все время вниз и вниз.
Полина оставила реку и теперь смотрела на воздух. Еще никогда она не видела так много воздуха. И небо ему не потолок,