последнего в слезах на пороге дома. Он рассказал о случившимся в двух словах и заметил, что Стёпка с отцом сейчас в больнице.
Я прямиком направляюсь туда. В дороге, несмотря на новое свалившееся горе, отмечаю отсутствие пустоты. Наконец-то я принял смерть Андрюшки как данное, и теперь меня волнуют какие-то вещи кроме.
И потом случилось это. Может быть, видение являлось знаком, может, я сам себя накрутил. Узнав в приёмном покое номер палаты Марины Герундовой, я поднимаюсь на второй этаж. В отделении для особо тяжёлых пациентов в передних стенах каждой палаты зияет пластиковое окно, чтобы медсёстрам удобнее наблюдать за состоянием пациентов и успеть заметить что-то необычное.
Издали, с другого конца коридора узнаю силуэт Стёпки. Приближаюсь к нему, гладкий, словно каток, пол съедает звук моих шагов. Я уже в десяти метрах от друга, который стоит у палаты и смотрит на папу и маму за стеклом, а потом…
Я тоже перебрасываю взгляд на тётю Марину, и меня ударяет. Серьёзно, боль пронзает мою голову молнией. Там, на кровати, закутанная в белое одеяло лежит женщина с перемотанной бинтами головой. И если бы совсем без лица, как Слендермен, но у тёти Марины оставлен только рот. Как будто вот именно этого мне не хватает для полного образа.
(…полного образа чего…)
Белое пятно головы с губами и… серыми грязными клыками!
А потом Стёпка замечает моё отражение и оборачивается. Я смотрю на него и ещё не могу прийти в себя. Пот течёт по спине, дыхание дрожит. Видно, что Стёпка держится молодцом, пока не видит меня. Осунувшиеся глаза под очками начинают моргать, губы трясутся.
– Всё… мы… выберемся, – лепечу я.
А потом Стёпка плачет, подходит ко мне и обнимает. Я стою столбом и смотрю на белую голову с красным ртом…
Я на время теряю друга, и ко мне возвращается сонная пустота. Кровать Андрюшки снова напоминает о младшем брате. Ловлю себя на автоматических движениях, когда поворачиваешь голову от компьютера, чтобы поделиться с мелким интересной новостью, обязательно ехидно назвав Андрюшку опарышем.
Второго августа мы коротко беседуем со Стёпкой. А третьего я лежу на бескрайней Красной Площади, смотрю в потолок, серый, как и моя нынешняя жизнь, а потом звонит телефон, зажатый в руке. Стёпка. Я уже не жду хороших новостей, костлявые ангелы удачи умерли, счастья не осталось. Я могу сказать только одно слово:
– Алло.
Булькающий голос Стёпки задыхается и плачет, я даже не удивляюсь этому.
– Она умерла… – захлёбывается он. – Представляешь… моя мама умерла…
Молчу, единственные слова, вертящиеся в голове: я знал, что так всё получится, – я не могу произнести Стёпке. Тот ждёт некоторое время и связь обрывается. Уставшая рука бессильно падает на кровать, но пальцы сжимают корпус телефона до мертвецкой белизны в костяшках. На некоторое время Стёпка, как и я, выбивается из реальности.
****
Как ни прискорбно, я теряю и Веронику. Она укатывает вместе с родителями на море. Я получаю