уже не злобно, а как бы неуверенно, будто размышляя, убивать или нет.
– Это обязательно, – киваю я. – Обязательно убьёшь, только хотя бы прикид сначала найди подходящий. Убивать человека в трусах как-то… низко для маньяка, не находишь.
Некоторое время опарыш смотрит на меня серьёзно. А потом начинает тихо смеяться, а в глазах странная печаль стоит. Брата с утра будто подменили, и пусть вручат мне Нобелевку, если б я знал, что с ним произошло. Хотя, как я уже говорил, люди боятся проблем, поэтому я и не хотел узнавать все подробности. Дурак.
Опарыш снова уставился на оградку, а я присел на перила крыльца. Садиться рядом с Андрюшкой почему-то страшновато.
– Всё равно оденься, – говорю. – Соседи ходят, смотрят, а ты им что показываешь?
– А я что угодно могу сделать, и мне ничего не будет! – восклицает Андрюшка и снова смотрит на меня, теперь его глаза влажные, будто он плакать собирается.
– Тебе будет нагоняй от мамы, – усмехаюсь я.
– А плевать!!!
И вдруг опарыш вскакивает и несётся к оградке. Я слишком медленно реагирую, и успеваю лишь ошарашено спуститься на доски пола, когда Андрюшка вскакивает на оградку, – а она у нас низка с плоской окантовкой – и снимает трусы.
У меня челюсть отвисает. Я бегу к опарышу, а тот уже трясёт задницей и кричит на всю улицу:
– Ээээ-гей! Смотрите на мою жопу!
Когда я рывком стаскиваю Андрюшку с оградки, я красный от стыда, как рак. Вдруг и правда кто из соседей видел это представление!
Опарыш путается в нижнем белье и падает в заросли вьюна, стебли которого обдирают его ноги. Я снова рывком ставлю Андрюшку на землю, и на автомате надеваю ему трусы. При этом с моих губ срываются какие-то ругательства, которые оканчиваются словами:
– …я убью тебя!
– О! Точно! – внезапно восклицает опарыш, глядя на меня. Его лицо вспыхивает новыми эмоциями, и он несётся к сараю. – За мной!!!
– Стой, придурок! – кричу я, стараясь догнать Андрюшку.
И вот мы оба оказываемся в мрачном пыльном сарае, где отец хранит свои инструменты. Чтобы солнечным лучам, особенно в это время суток, пробиться к единственному окошку в бревенчатой стене, им придётся миновать дом и заросли вьюна. Поэтому, сквозь туман пыли предметы сарая кажутся чёрно-белыми.
Опарыш хватает молоток, и я сжимаю кулаки от страха.
– Давай так, – тараторит он. – Бери молоток.
Я стою.
– Иди сюда, твою мать!
Он кричит таким властным тоном, что я повинуюсь, хотя предполагаю, что молоток сейчас ударит меня промеж глаз. Но вместо этого опарыш протягивает мне инструмент рукояткой вперёд.
– Бери!
Я беру.
– А теперь бей со всего размаху прямо сюда! – кричит Андрюшка и тыкает пальцем в бледный лоб. Тыкает так сильно, что белеет первая фаланга пальца. Сумасшедший взгляд опарыша носится по моему лицу, ногами Андрюшка упёрся в пол, готовясь к удару, губы сжались так плотно, что их почти не видно.
– Бей же, слабак!!! – вопит Андрюшка.