затяжная гроза с порывистым ветром и проливным дождем. Был вечер. Курту было тринадцать лет, а его самого дома не было.
– Где мой Заяц? – неприятно удивился Мартин, всем сердцем предчувствуя беду.
– Сбежал из дома, – ответил Кертис, беспечно смеясь, а черные глаза так и горели тревогой, белый лоб разрезала глубокая морщина, худая стройная спина была сутулой. Он тоже чувствовал что-то недоброе. – Мы повздорили, – продолжал Кертис с деланной улыбкой. – Его выперли из хоккейной команды за драку, он начал психовать, говорить гадости. Мне пришлось сделать ему замечание. Слово за слово – мы поругались, и он сказал: «Ноги моей больше в этом доме не будет!»
Мартин озадаченно потер лоб.
– Где-то я это уже слышал…
– Ты постоянно так говорил, когда был в его возрасте, – грустно улыбнулся Кертис.
– Ну, тогда нам не о чем беспокоиться. Он точно вернется. Я же всегда возвращался.
Мартин поужинал с братом, невесткой и племянницей Кетти, мрачной тощей девчонкой с длинными черными волосами, а после устроился в кресле и задремал под шум дождя и грохот грома. Ему нужен был отдых после утомительного перелета из Токио. Проспал он без малого несколько часов и проснулся глубокой ночью – от того, что кто-то смотрел ему в затылок. Мартин почувствовал, как его пробрал озноб, а коленки начали подрагивать от нервенной дрожи.
– Как там в твоей гребаной Японии? – раздался приглушенный и гипнотизирующий голос Курта, недавно подвергшийся ломке.
Он стоял весь мокрый, прислонившись к дверному косяку. С нестриженых с весны волос, куртки и кончиков пальцев ручьями стекала вода. Он продрог до мозга костей, но не чувствовал этого. Его черные глаза были широко открыты, а синие от холода губы растянулись в жуткую неуместную улыбку. Мартин, объятый ужасом, не осмеливался на него обернуться, но знал, как то, что сейчас умрет от страха, что Курт смотрит на него, его глаза широко распахнуты, а нервный оскал на лице то появляется, то исчезает.
– Хорошо, – ответил Мартин, проглотив комок в горле. – Где ты был?
Курт молчал. Став постарше, он научился передвигаться бесшумно, а еще хорошо ориентировался в темноте, поэтому Мартин не мог сказать наверняка, стоит ли он еще в дверях или его там уже нет. В гостиной царила такая мертвая тишина, что можно было услышать лишь биение сердца напуганного до смерти Мартина. Каждой клеткой своего тела он чувствовал, что Курт медленно и плавно, как во сне, идет к нему, капая на ковер дождевой водой, глядя неотрывно перед собой широко распахнутыми черными глазами и улыбаясь жуткой застывшей улыбкой. Мартин не знал, как быстро это чудовище, которое еще вечером было его любимым племянником, доберется до кресла, поэтому резко дернулся, когда холодные мокрые руки неожиданно обняли его за плечи со спины, а лицо обдало холодным дыханием с алкогольным душком.
– Ты пил? – тихо спросил Мартин, сглотнув и боясь пошевелиться.
Курт снова ничего не ответил, потерся холодным острым носом о его макушку,