кроватью. Чёрт возьми, неужели я был таким маленьким? Ручки и ножки всё равно что дощечки, из которых сделан Пиноккио. Я помню светло-зелёную пижамку, что на мне, с голубыми цветочками. А справа от кровати – мои тапочки с мордами собачек. Сейчас я их не вижу, но точно знаю – они там.
Что происходит потом, Никита? – спрашивает голос Светочки.
Мама переворачивает страницу за страницей, которые испещрены простенькими рисунками неизвестного мне детского художника. И вот тот самый разворот. Во всю правую страницу изображён сухой старикашка, болтающийся в пустоте на пёстром зонтике, словно грёбаная Мэри Поппинс. Второй зонтик надет крючком ручки на правую руку и оттопырен в сторону.
Мне до чёртиков страшно. Я не хочу смотреть, что будет дальше.
Там ничего не должно быть. Я просто усну, и всё.
Изображение вздрагивает, перед глазами пробегают тонкие чёрные полоски, и мама вновь переворачивает страницу на изображение Оле-Лукойе.
Я боюсь-боюсь-боюсь-боюсь-боюсь…
Картина мира сбивается в очередной раз, и мама по кругу переворачивает страницу с гнусной картинкой.
Никита, ей должны позвонить. Ты слышишь её звонок? Какая песня стояла наеёрингтоне?
Самая простая, фирменная Нокиа. Дилинь-дилинь-дилинь.
Он должен зазвонить.
Да, он звонит. Телефон звонит. Изображение наконец принимает отчётливую форму, но мне в голову будто заполз тарантул и скребёт там ядовитыми лапками.
Мама бросает книгу на простыню изображением Оле-Лукойе вверх и уходит в другую комнату.
Мир перед моими глазами пожух, с углов подбираются чёрные пятна. В центре лишь мой шестилетний прототип. Гуттаперчевый мальчик, который просыпается в мгновенье ока, когда слышит истерический возглас мамы из соседней комнаты.
Я-он смотрит на дверь, ведущую в родительскую, а Оле-Лукойе смотрит на малыша, то есть, на меня.
Никита, что происходит дальше? Мама уходит?
Изображение сбивается и перематывается на несколько секунд назад. Снова истерический возглас. И снова. И снова. Я не хочу идти дальше. Я не хочу смотреть это чёрно-белое кино из прошлого.
Мама уходит?
Да, чёрт возьми!!! Да!!! Она уходит. Откуда я это знаю? Потому что три минуты шелестят её одежды, а потом – хлоп! – дверь закрывается, и квартиру поедает давящая тишина. Только шестилетний мальчик на кровати, который сейчас застыл, будто я нажал паузу в просмотре.
Я больше не хочу мотать ни назад, ни вперёд. Так жутко мне не было даже когда я, изнеможённый и умирающий, увидел трёх акул, приближающихся к моему Кругу.
Всего на минутку. Давай заглянем дальше, всего на минутку. Не больше.
Ну что ж… давайте.
Шестилетний Никита некоторое время прислушивается к тишине в квартире.
НЕТ!
Как будто не верит, что он остался один.
НЕТ!
Он никогда не оставался в квартире один. В лесу – другое дело, но в квартире каждая тень, каждый угол хотят тебя убить.
НЕЕЕЕЕТ!!!
Изображение всё больше и больше набирает помех.
Малыш