возрасте, но Каштан сказал, что если ребёнок не услышит ни одно дерево до взросления, то есть, лет до четырнадцати приблизительно, то потом не услышит никогда. Так что я успел, хоть и поздновато. Я нифига не понимаю, что даёт мне эта способность, но я горжусь своей эксклюзивностью, хотя происходящее и кажется полным сумасшедшим домом.
Каштан утверждает, что грядут изменения, и мне будет сложно их принять. Я не подозреваю, о чём он, но сталкиваюсь с проблемами за ужином. Бабушка приготовила картофельное пюре с кроликом, которого дед подстрелил утром. Голодный, как волк, я набрасываюсь на еду, слушая разговоры о каком-то сюрпризе.
Прежде чем первая порция еды отправилась в рот, мама приносит газету.
– Напечатали в первые дни твоего пребывания в больнице, но я решила сохранить.
Заголовок статьи обездвижил меня: КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ В ВОДАХ ЧЁРНОГО МОРЯ УНЕСЛО ДЕСЯТКИ ЖИЗНЕЙ ДЕТЕЙ. А ниже жирным шрифтом: Единственный выживший Никита Ясенев сейчас находится в больнице.
Моё имя сверкает в газете и, несмотря на трагедию, я горжусь.
– Страшно это, поди, – говорит дед, отламывая краюху хлеба. Все уже едят, а я пялюсь на буквы. – Наверное, сознание потерял в воде. – Дед говорит осторожно, его слова будто касаются горячего чайника.
– Не помню, – отвечаю я, откладывая газету. Саму статью читать не хочется.
– Где же команда была? – возмущается дед. – Что ж вас никто не спасал???
Я начинаю есть и вдруг говорю с набитым ртом. Слова льются сплошным потоком.
– Думаю, их самих надо было спасать. Потому что на палубе были только другие ребята. Их всех отрывало от стены и уносило в море, а потом приносило волной обратно и разбивало в кровь. Вдребезги. Я видел, как у мальчиков отрываются головы. Там кругом была кровь и вода. Меня одного не оторвало. Я потом отцепился, когда корабль перевернулся, и меня понесло вверх. Если бы не Круг, я бы утонул. Я и так думал, что утону, потому что воздуха не хватало. Я не мог дышать. Но даже когда я выплыл, было хорошо не долго. Ночью я замерзал. Днём обгорал на солнце. Последние дни я плохо помню. Я редко приходил в себя…
Сбиваюсь. Вижу, что все перестали есть, только я наворачиваю мясо и пюре, уже половины тарелки нет. За эмоциями я не сразу чувствую боль. Странная, ноющая, иногда стреляющая внутри то в лёгких, то в кишках.
– Боже мой, – бабушка заплакала и погладила меня по голове.
– Не надо больше об этом говорить, – мрачно заявляет мама, и вдруг, внезапно для себя я спрашиваю:
– Мама, вот зачем убили того медведя, который шёл рядом со мной в лесу, когда я потерялся в детстве?
Оставшиеся члены семьи недоумённо переглядываются.
– Ты о чём? – хмурится мама.
Я вздыхаю и не знаю как сказать. Если начну объяснять, что слышу Море и Каштан во дворе, немедленно вызовут санитаров, и я вновь окажусь в больнице. Но кое-что приходит в голову.
– Почти перед тем, как меня спасли, меня нашли три акулы.
Бабушка охает и прикрывает ладонью рот. Первым приходит в себя дед. Он улыбается и восклицает:
– Да это он уже сочиняет.
– Нисколько, –