воин отступил на шаг. На молодом чеканном лице мелькнуло легкое замешательство и страдание, не гармонирующие с точеной силой его черт.
– Я не знал, я думал… А ты?
– Конечно, я еду с ней.
– Значит, мы разлучаемся?
– Да.
Она повернулась и с ослепительного полдневного света и шума заполненного паломниками двора вошла в густую тень коридора. С каждым шагом внутрь храма шумное кипенье многолюдных вавилонских улиц и площадей отдалялось перед глубокой тишиной и прохладой внутренних покоев.
Лучистой звездой засверкал впереди светильник. Служитель с поклоном раздвинул перед Таллат блестящий кожаный занавес входа, и в отблесках четырех-пламенного светильника навстречу ей ласково раскрылись бездонно-черные глаза жреца Мардукшаддина. Таллат сделала приветственный поклон. С прошлого лета она впервые вновь увидела своего высоко-посвящённого наставника. Только вчера вечером прибыл в Великий Город огромный царский караван, с которым она приехала сюда из Суз.
Рядом со жрецом за трапезой сидит жрица – тоже ее наставница. Таллат села напротив них. Посреди столика лежал знак, правящий современным миром, – пятиугольник Мардука.
Жрец, опустив веки, отягощенные черной каймой длинных ресниц, спокойно молчал и потягивал легкое красное вино. Жрица ела творожные лепешки со сметаной и смотрела на огонь светильника, наполненного кунжутным маслом. Они молчали, и душа Таллат опять входила в созвучие с реально ощутимой тишиной храмовых покоев, исполненной священного значения. Вдыхала аромат сложно составленного курения. Отдыхала, словно добравшись до долгожданного убежища и приюта. Настраивалась на особенный лад восприятия, зазвучавший в ней с начала Посвящения три года назад. Осознала, как ей не хватало храмовой тишины и умных бесед посреди тщеславного безделья царского двора в Персии.
– Моя сестра по посвящению, приготовила ли ты себя к восприятию сложных понятий, к длительному посту и сосредоточению? Готова ли ты к следующей ступени восхождения и познания? – спросил Мардукшаддин, вплетая низкие тона голоса в тишину покоя.
– Да, – четко и звонко прозвучал ответ.
Жрица напомнила:
– Ты пройдешь суровые испытания, недоступные большинству из нас.
– Я жду этого.
Налитые бездонной чернотой, дивно большие глаза жреца устремились на Таллат, красные полные губы тронула ласковая улыбка.
– Тогда три седмицы дней мы проведем в беседах и безмолвии. А в седьмой день месяца Айяра ты предстанешь перед Богами.
При вступлении на следующую ступень Посвящения необходимое откровение пришло к Таллат естественно-неотвратимо, точно новый вздох, точно одеванье в новые одежды.
После этого Таллат продолжала жить в храме Набу. Здесь с ней – только Балишан и десятилетняя девочка-рабыня. Иногда она наведывалась в свой дом в квартале Кадингирра. Домом ее умерших родителей управляет