я ничего не буду, но при разговоре с ярлами выкажу поддержку твоему делу, в этом нет никаких сложностей.
– Этого мне будет достаточно, спасибо тебе, мальчик мой. Вижу, мой друг воспитал замечательного сына, – продолжая улыбаться, кивнул Леофин. – Надеюсь, ваша дружба с Вальгардом будет такой же крепкой, как моя с Хаконом. Пойдём, у меня ещё много забот по подготовке к пиру, а тебе, думаю, ещё нужно приодеть мою невестку, верно?
Олаф кивнул, задумчиво разглядывая проплывавшие под ним лангскипы ярла-медведя. Новая война, значит? Вот так неожиданность. И за что, спрашивается, они сражались четыре года назад? Теперь на варангах не висит ярмо конунговых податей, и никто не призывает дружины ярлов на бесполезную войну с Империей. Теперь они свободны. Но вместо того, чтобы наслаждаться миром и процветанием, и укреплять свои владения, владыки севера сцепились меж собой, и война, кажется, неизбежно ползёт в их собственные дома. Скверно это всё. Олаф, пребывая в глубокой задумчивости, покинул балкон вскоре после Финстера, прикидывая в голове, сколько бондов сможет собрать Фростхейм на войну…
Звон молота, стук топора 2
Это было самое холодное утро на его памяти. Вылезать из спальника не хотелось – мороз стоял лютый, словно озлобленный зверь, который безжалостно ворвётся в твоё тёплое убежище, стоит лишь высунуть руку. Затёкшее ото сна на земле тело требовало движения, и Лейф стал медленно ворочаться, морально готовясь встретить холод внешнего мира. Где-то в ногах он слышал, как ворчит Эгиль – видимо, брат вытворял нечто подобное. Собравшись с духом, он вырвался наружу, мгновенно ослепнув от яркого света. Проморгавшись, Лейф огляделся, обнаружив, что костёр давно потух и покрылся инеем, а люди, спавшие вокруг него, исчезли. От их ночного круга с дюжину проходимцев осталось всего четверо – он с братом, Камыш, да ещё какой-то спальный мешок из прохудившихся шкур. Хускарлов не было поблизости, зато по площади ходило уже много бондов. Неожиданно Лейф и правда почувствовал себя бездомным – пока деревня трудится, он греется в лежаке до позднего утра, чёртов бездельник.
Камыш сидел рядом с ними, все в той же ссутулившейся позе, словно бы и не ложился вовсе. Эгиль не торопился покинуть свой тёплый меховой панцирь, и Лейф не мог его за это винить.
– Доброе утро! – произнёс Камыш, без особого любопытства разглядывая заспанное лицо Лейфа.
– Доброе. Кажется, рассвет мы проспали, – проскрипел тот спросонья, нехотя поднимаясь на ноги. Пожелав доброго утра брату пробуждающим пинком, он начал сворачивать спальник, чтобы затем закинуть его за спину.
– Камыш, мы идём сразу, или сперва завтрак? – уточнил Лейф у своего нового спутника, который так и сидел недвижно на краю потухшего костра.
– Не знаю, как хотите. Если вы голодны, у меня есть овощи, – ответил Камыш. Из-под холщового плаща протянулась рука, сжимающая мешочек с морожеными овощами. Заглянув внутрь, Лейф смог различить среди содержимого нарезанную морковь, фасоль и, кажется,