действия. Едва ли это можно назвать полноценным волшебством. Однако приобретаемые в процессе учебы нехитрые навыки позволяют поступить на императорскую службу и сделать карьеру при дворе. У каждого дар проявляется со своими нюансами. Итоговый результат зависит от того, сумел ли воспитатель вовремя разглядеть склонность подопечного и усилить то или иное качество, развив его в настоящий талант. У нерадивых учителей подопечные так и остаются середнячком.
Как бы то ни было граф прав: сейчас это уже не имеет значения. Если искрой долго не пользоваться, она уходит внутрь. Не затухает, но как бы костенеет, атрофируется, становится чем-то сродни вросшему волосу: ты его чувствуешь, терзаешься, но выковырять не можешь. Пытаться вновь раздуть её – практически безнадёжная затея. Для таких, как граф, всё это неприятно, но пережить можно. Разжигание искры – прерогатива аристократов, простолюдинам и слугам, таким как Ярик, это и вовсе запрещено. Постепенно они привыкают жить с неудобством, как можно привыкнуть к хроническому заболеванию. Люди вообще ко всему привыкают.
С такими же, как я, дело обстоит иначе: использовать дар в личных целях мы не можем. Таков природный механизм сдерживания злоупотреблений. Не пользоваться же ею вовсе – тоже не выход. Это пламя мучит, рвётся наружу, выжигает все внутри – терпеть невозможно. Я слышала о попытках себе подобных бросить вызов обществу, отказавшись от использования дара. Их именуют вырожденцами. Все подобные случаи заканчивались трагически: кто-то наложил на себя руки, кто-то сошёл с ума. Печальный жизненный парадокс – мы не можем игнорировать свою способность без риска для жизни, но использовать её можем только во благо других. Чем люди беззастенчиво и пользуются. Вот почему нам приходится быть теми, кто мы есть, и служить таким, как граф. Хорошо, что в любом договоре кроются лазейки.
– Да, но прежде…какая она была?
– А знаете, мисс Кармель, – граф вдруг резко поднялся со своего места и подошёл вплотную. Мне даже пришлось поднять голову, чтобы смотреть ему в глаза, а не в воротничок, – вы проявляете слишком большой интерес к способностям моей жены… и к моим.
Внешне он оставался лениво-спокойным, но в воздухе сгустилось напряжение.
– Простите, милорд. Всему виной моё нескромное любопытство. Впредь не буду забывать о приличиях.
Граф напомнил мне важную вещь: как бы не хотелось распутать дело, ради которого я приехала, поскорее, нельзя забывать об осторожности. Моё положение слишком непрочно, не следует навлекать на себя подозрения такими откровенными расспросами.
В нём вдруг что-то поменялось, и поза смягчилась. Внезапно граф взял мою руку, перевернул ладонью кверху и провёл пальцем по клейму.
– Только не будьте излишне фанатичны. Иногда приличия следует посылать к черту.
Постыднее всего было то, что я не догадалась отнять руку. Так и стояла, чувствуя себя кроликом под гипнотическим взглядом синеглазого удава. Граф сам выпустил запястье и, не прощаясь, направился к выходу. Я опомнилась.
– Милорд! Вы позволите отлучиться на полдня? Мне нужно заказать новое платье.
Он