не заладились. А как меня убрали, так между ними настоящая война началась не на жизнь, а на смерть.
– За что?
Парамон Миронович невесело усмехнулся.
– За власть, Савельюшка, за власть: кому на каторге верх держать. А Дрын, надо сказать, тоже дюже в карты шельмовать мог. Вот Николай и предложил ему: кто выиграет, тому и власть держать. Четыре дня и четыре ночи кряду играли они безвыходно – ну, разве что по нужде выходили, – покуда спор свой не окончили. Николай, сказывают, поначалу проигрывал, но потом отыгрался да еще половину его рабов прикупил. Словом, выиграл. Дрын для виду смирился, а сам прислал в пятый день на хату Николая раба своего, душегубца с бритвой острой. Тот по нечаянности шумнул, так твой батюшка, упокой Господь его душу, проткнул его железным прутом…
– Как это? – спросил Савелий.
– А так, насквозь. Каторга, брат ты мой, всему научит… Месяц после этого еще прожил Николай. А потом вызвал его как-то к себе один начальник. Когда от него возвращался, его и порезали. Прямо в поле, Царство ему Небесное, – размашисто перекрестился Парамон. – Даша Острая, матушка твоя, горевала о нем шибко. Два раза ее из удавки вытаскивали – вот до чего тоска ее съедала. Второй раз едва откачали. Ну и пошла плясать губерния. Она и ранее-то любодейством не брезговала, а опосля и вовсе будто с цепи сорвалась. Мужики к ней, ты уж прости меня, старого, за такие слова, в очередь к ней становились. Ну, и пила, конечно. Допилась до того, что тебя продала. Я потом выкупил тебя за штоф водки. А матушка твоя вскорости померла с перепоя. Так-то вот.
Парамон Миронович вздохнул и истово троекратно перекрестился. А потом продолжил:
– Опасался, скажу я тебе, как бы ты в нее не пошел, к водочке страстишки бы не имел. Но ты ничего, в батюшку. Он у тебя кремень был. Да и ты не рохля какая, тоже с характером не слабым. Потому ведь мало кому удается на Хитровке вырасти, да в дерьме не вымазаться…
Савелий вздохнул, и в левой стороне груди, там, где находится сердце, что-то остро защемило. «Становлюсь сентиментальным, – подумал он и невесело усмехнулся. – Это что, старость?»
Савелий Родионов прибавил шагу, и в нумера «Франция» входил уже уверенно и с достоинством, которое и должно быть присуще ответственному работнику из самой Москвы.
Глава 6. ОБСТОЯТЕЛЬНЫЙ ДОКЛАД
– Что случилось? – спросил Савелий тревожно.
Как только он вошел в гостиничный нумер и увидел Лизу, так сразу почувствовал неладное. К тому же в нумере пахло, как в больнице или аптеке: то ли карболкой, то ли этой едкой духовитой мазью – как ее? – которой мажут синяки и раны.
– Савелий, ты только не пугайся, ничего страшного. – Елизавета попыталась даже улыбнуться, хотя бок сильно болел и саднил после того, как она намазала его противовоспалительной мазью доктора Вишневского. – Меня просто случайно зацепил автомобиль. Но со мной все в порядке.
– Ты выходила в город? – посуровел Савелий. – Но я же просил тебя, Лиза: ни в коем случае не выходи одна из нумера. Нас могут узнать!
Елизавета