поворотом, вела к верхнему складу. Ее тоже замело бураном, колея оказалась погребенной под метровым снегом. Но Конкин уверенно показывал направление, и здесь Алексей слушал его.
В лесу было светло, как днем. И эта непривычная освещенность, которая, казалось бы, должна была помогать ориентироваться, – напротив, только мешала и путала. Все вокруг светилось, будто фосфоресцировало, чуть ли не слепило глаза. Деревья блистали, будто увитые новогодними гирляндами. Через какое-то время – Алексею показалось, что прошло полчаса – устроили привал. Упали под огромной березой, вдвоем прислонились спинами к ледяному стволу. И тут же, в одно мгновение, почувствовали, как безжалостный мороз втягивается под телогрейки, почти без сопротивления отвоевывает у жизни ослабленные тела.
– Надо идти! – с досадой сказал Сапожников. – Сидеть нельзя, нужно все время двигаться. Ты понимаешь?
– Я не могу, – простонал Конкин. – Ногу не чувствую. Кажется, она уже отмерзла на хрен!
– Не болтай! – оборвал его Алексей. – Поднимайся! Еще немного, и должны показаться огни. Там ведь круглосутка, ты сам говорил.
– Они в эту погоду могли и после второй смены пошабашить, – предположил Зебра. – И в поселок свалить. А до поселка тут, знаешь, сколько?
– Ну и что? Все равно найдем! – не сдавался Сапожников. – Главное, отыскать надежное помещение, а там и печка окажется, и спички. Пошли, Федя, я тебя очень прошу.
Конкин поднялся, обхватил левой рукой шею Алексея. И они снова двинулись в путь. И опять засветились неоновыми огнями деревья вокруг, заплясали в жутком хороводе. Молча, стараясь не стонать, а, только напряженно дыша и отфыркиваясь, двигались они еще какое-то время. Определить, сколько им удалось пройти, не мог теперь ни тот, ни другой. И сколько прошло времени – тоже. Может, несколько минут, может, часов…
– Б…, где же этот ё…й верхний склад?! – выругался Конкин. Он отпустил шею Алексея и рухнул к его ногам. Перевернулся на спину, раскинув руки в стороны. – Все, я больше не могу!
Сапожников изможденно посмотрел на своего напарника, потом поднял лицо к светлому, молочному небу. Конкин видел, как беззвучно шевелились губы Алексея.
– Леша, прошу тебя, иди один, – сказал он тихо. – Тут, наверное, уже недалеко. Я полежу.
– Хорошо, – согласился Сапожников. – Только сначала поднимусь вон на тот пригорок, может, что и станет видно. Если замечу огни, вернусь за тобой, и тогда снова пойдем вместе.
Он дотронулся до плеча Федора, будто прощаясь. Тот слабо махнул рукой.
– Держи, – сказал Алексей, вынимая из кармана телогрейки затвердевший в камень брусок сала. – Если почувствуешь, что силы покидают тебя, жевни раз-другой.
Конкин взял сало, не споря, и тут же уронил руку в снег.
Через полминуты Алексей уже карабкался на какой-то пологий холм, на вершине которого темнела одинокая сосна. Под его локтями и коленями скрипел снег, даже не скрипел, а визжал насмешливо. И вдруг к этому звуку добавился