оторвалась от земли и затем выпрямила спину в полный рост.
– Уф, Аллахаем! – шепчет бесконечно и идет за домик, ищет корзину, завязанную выгоревшим платком. Внуки хвостиком тянутся следом.
В корзине кто-то шевелится, фыркает, копошится.
– Език, език, език, – пританцовывает Алька и пытается заглянуть под платок.
– Тише ты, – по-взрослому строго останавливает ее Ромка.
– Откуда? – взглядом спрашивает Ася у свекрови.
– Утром в малине нашла, – отвечает она и обращается к внукам. – В овраг пустите.
– Аби, – канючит Ромка, – давай оставим.
– Не. Ему деток надо растить. Погибнут без него.
– Откуда ты знаешь? – недоверчиво прищуривает левый глаз Ромка.
– Так его жена приходила, за мужа просила.
– Аби, врешь?
– Вру, – без тени улыбки соглашается она.
Ася копала грядку под морковь, дети ползали за ежиком, свекровь через забор разговаривала с дедом Василием. Процесс передачи новостей уже начался.
Ася копала с каким-то облегчением. Порадовалась, что удержалась от рассказа о сне. По пророчеству Сагадат апы именно сегодня приснится мать и скажет что-то важное. Глупость, конечно, ожидать чего-то сверхъестественного, но чуда хотелось. О чем это она? Сегодня только одно желание – получить КамАЗ и поменять его на квартиру.
А что, если не получится?
Нет. Об этом думать не хотелось.
Прихрамывая на больную ногу в огороде появился дед Василий.
– Про Сагадат апу правда?
– Да!
– Я не поверил, – честно признался он. – Я думал, она будет жить вечно.
Зачем он это ей говорит?
– Мы с ней на танцы бегали, женихались. Она моей мамке не понравилась. Зачем, говорит, мне невестка такая. Малявка, без году неделя, как школу закончила, а языком так и молотит! Ни тебе уважения, ни тебе стыда! А я как раз за это ее и любил: за правду в глаза, открытость и честность. Зачем мне тихоня? Они как протухшие яйца: снаружи чисто и гладко, а изнутри – нос заткни.
Дед выглядел абсолютно раздавленным, Ася сомневалась, сумеет ли он вернуться в свой домик. Но свекровь подобрала его за руку и потащила обратно.
Пока свекровь провожала соседа, Ася практически докопала грядку.
– Брось, – велела свекровь.
– Немного осталось.
– Ромка, Алька, – позвала свекровь так, чтобы было слышно во всем дачном поселке.
Дети появились, но ежесекундно норовили сбежать к ежику. Выдержали минут пять.
– Езику езику… – Алька складывала в тарелку хлеб, картошку, огурцы.
– Сама ешь, – делала строгий голос свекровь и одергивала гарцующего рядом Ромку. – Сядь нормально, подавишься.
Ромка хватал яйцо, целиком пихал в рот, запивал чаем.
– Уф! – сердито пыхтела свекровь.
У нее был властный и суровый характер, но все равно никто ее не боялся. Потому что ругалась она как-то неумело, путалась в словах, переходила на визг и широко шлепала руками по своим тыквенным