команды «Шаде».
Цезарь-Целка вмиг сдулся, и все покатило, срослось.
В ночь с тридцать первого декабря на первое января в клубе состоялся настоящий новогодний огонек: со столиками, с Дедом Морозом и Снегурочкой, с «Елочкой, зажгись!», с концертом художественной самодеятельности из профессиональных артистов и, конечно, с цыганами из фольклорного ансамбля «Ромалы». Группа «Гулливеры» после цыган подняла толпу и начались танцы до упаду. В 23:45 вышел на сцену сам директор колхоза «Светлый путь» Иван Иванович Кравцов, двинул поздравительную речь, а потом просто добавил: «А сейчас, товарищи, все на выход – салют будет!»
Все ринулись наружу. Ровно в двадцать четыре часа, после звона курантов, загремел салют – прекрасное, восхитительное огненное шоу с восходящими в небо потоками огней и радости. Тогда салюты были большой редкостью: только на День Победы 9 мая. Да и то – по телеку. Оттого и вся группа «Гулливеры», и все заезжие и местные артисты, и весь нарядный народ были на улице без верхней одежды. Зима выдалась по-весеннему теплой, без снега. Все с восхищением смотрели вверх и кричали «Ура!» Василина, счастливая от новизны, молодости и от запаха весны в новогоднюю ночь, тоже, глядя в сказочно сверкающее небо, кричала «Ура!» и вдруг почувствовала, что кто-то трясет ее за локоть. Она обернулась и увидела цыганку Настю, которая, прильнув к ее уху, прошептала: «Сегодня бойся – черный придет». Повернулась и исчезла в толпе. А Василина осталась стоять посреди веселой толпы с удивленным лицом.
Директор клуба щедро выделил группе «Гулливеры» ящик крымского шампанского и ящик коньяка «Арарат», сделанного здесь же, в колхозе, для празднования Нового года. Группа «Гулливеры» и праздновала в перерывах между выступлениями: по-настоящему и от души. В четыре утра веселье пошло на убыль, и народ стал расходиться. Музыканты собрали инструменты и отправились в оркестровку на второй этаж. Там приняли еще за Новый год и стали укладываться. Боб и Гуцул устроили Василине гнездышко за пианино, притащив туда мат и бархатную штору-кулису. Василина разделась наполовину и с удовольствием легла спать под затихающие смешки и шуточки музыкантов и их подружек. Проснулась она от того, что кто-то вошел в нее, пристроившись сзади. Резко развернувшись, она увидела улыбающуюся физиономию Цезаря-Целки.
– Целка, ты подлец, – сказала Василина почему-то тихо.
– Да, я часто подличаю, а ты не целка, – ответил он так же тихо, весело и ласково.
Потом стал гладить ее по руке, по шее, по груди, по талии, потом поцеловал умело, потом Василина почувствовала его руку там, где не бывало ни одной руки, кроме ее, потом ей стало все равно. Потом Василина тихо встала, обернулась кулисой и ушла в мужской туалет – он был ближе. Когда она вернулась, Цезарь сладко спал, и ей опять стало стыдно, больно и обидно, как в детстве. Было противно, что это произошло здесь, на полу, среди людей, с этим самовлюбленным Мишкой. Она потихоньку собралась и уехала первым автобусом домой под Чинару, к Мамашуле.
Вечером того же дня Василина услышала частые и довольно противные гудки автомобиля. Она вышла из дома