от людских глаз и начал свое погружение в темные глубины моря. С болезненно слабым возгласом Гелиодор проводил взглядом падение своего оружия. Мгновенно он раскаялся, что взял с собой именно этот кинжал – памятный, и подаренный ему приятелем. Взял его с собой, чтобы лишиться! Теперь ему больше не увидеть эту вещь! Разве что в следующем обороте жизни он попытается получше беречь его! Этот маленький кинжал выручил его дважды – в Харанне и в этрусском порту Эспине. Сейчас им обоим настала внезапная разлука…
Он вскочил с палубы и подошел к Ицару.
– Дай мне другой нож! До захода солнца я должен узнать всё!
– Если нужно убить пленника, так убей, а пытать я не дам. Я никогда не мучу свои жертвы, с них довольно того, что они – жертвы!
– Мне нужно от него узнать…
– Если ты тронешь его, я всажу вот этот свой нож тебе в сердце. Понял?
Словно став внезапными врагами, они в упор смотрели друг на друга.
– Понял, – сказал Гелиодор, – но мне нужно…
– Слышу и вижу: ты не понял меня! Получай! – Ицар мигом полоснул своим ножом по протянутой к нему руке Египтянина. И затем показал ему окровавленное лезвие. – Еще раз будешь мучить этого человека, и я всажу это в твое сердце, знай!
Гелиодор сдавленно вскрикнул от боли и неожиданности. Бледнея, отступил от Ицара, схватываясь за рану выше локтя – из разреза сразу полилась кровь. Он зажал рану полой плаща. Потрясенно воскликнул:
– Что ты делаешь? Твое дело помочь мне, а не мешать! Ты – глупец! Лабир овладел твоим разумом, чтобы ты защищал его!
– Думаешь, я такой дурак, что не могу отличить принуждение от симпатии?!
– Да, это так, и…
– Я вижу: ты – большой умник! Если у тебя – лик бога, так думаешь, что тебе всё позволено?!
– Я – бог, и Лабир тоже – бог, поэтому нужно…
– Тлеполем, убей «бога» и выбрось его в море!
Фригиец неторопливо подошел к Лабиру. Присаживаясь на корточки, небрежно рванул желтую ткань хитона, обнажая левый сосок пленника, и тут же ударом длинного ножа пронзил насквозь его сердце.
Отблеск страдания показался на прекрасном, словно у юноши, лице Гелиодора. Схватившись рукой за борт и глядя на Ицара, он произнес:
– Ты – сумасшедший…
– Не более тебя, – ответил Ицар, уже попусту раскаиваясь, что уж если он велел убить столь удивительного человека, как этот Лабир, так надо было заранее лишить его сознания, чтобы он не видел бесконечно страшного и бесконечно мгновенного взмаха ножа… Ну да ладно, этот Лабир не из слабых. Перенесся мигом в царство Аида, и то ладно.
Ицар сам не знал, что толкнуло его на это убийство – желание покрасоваться перед Гелиодором своей властью на корабле, показать ему, что даже он – Египтянин – посреди моря находится в полном его подчинении? Но чтобы это ни было, теперь придется принять это убийство, как данность. И все же Ицар был удивлен своим собственным приказом и с некоторой досадой обнаружил, что Тлеполем, как обычно