поднялся следом и пальцем указал вперед:
– Вон там смотри. В траве, у подлеска.
– Нету там никого, – ответил Вилли, вглядываясь вдаль, – учуял нас, да сбежал.
– Лучше гляди, притаился он. Чуть заметным стал.
– А ведь точно сидит чего-то, ну у тебя и глаз, – восхитился Вилли, – заяц?
– Он самый, – вдруг засиял Фульк, выражая на лице одновременно ностальгию и радость, – Вот вы, знахари, всё в лесах живете или рядышком где. Травками питаетесь. А в лесу-то меж тем всякую пищу найти можно, а заяц среди того – главное сокровище. К осени он мяском хорошенько обрастает, а оно у него такое, – мечтательно принюхался он, – нежнее женской ласки. Ты его разделай для начала, затем нарежь полосочкой и на сковородку. Поперчи, посоли, морковки туда же чуток, про чеснок забыть, не вздумай. А как закипит, зашипит, заливаешь настоечкой уксусной или вином сухим, а после тушишь не больше часа. Запомнил? Сверху лучка молодого брось. Чуть укропа – лишним не будет. Только не мелко режь. Зелень она блюдо украшать должна. Хочешь с яблоками его запекай, хочешь суп вари. А пироги? Да пусть меня лешак на части разорвет, если пироги с зайчатиной не лучшее лакомство на свете…
Фульк, казалось, мог продолжать вечно, но треск и топот за спиной прервал его чувственные мечтания.
– А ну стоять законопреступники! – послышался женский голос, тоненький, но волевой и громкий.
* * *
– Ты чего натворил? – прошептал Вилли, глядя как трое коренастых парней заодно с молоденькой девушкой выстроились перед ним полукругом. С виду они были – одного не отличишь от другого: вязаные зеленые шапки, черные сапоги, брюки и тесные мундиры в цвет осеннего леса, так сливались с окружением, что спрячься они в кустах, никто бы и не заметил. Мундиры украшали погоны со знаками отличия, а из-за плеч грозно выглядывали ружейные стволы.
Фульк засуетился.
– Лесники, крапивы им в зад, и Тува с ними, дурья баба, – простонал он, нервно поглядывая на зайца, – без ужина меня хотят оставить.
Вилли не нашел в Туве ничего дурного, напротив, подумал, что девушка с таким милым, похожим на лесную белочку личиком и длинными русыми волосами, никак не может быть дурной, даже сейчас, когда в ее голубых глазах горел огонь.
Вилли еще раз пристально оглядел Туву, и ему показалось, будто он раньше где-то видел это прелестное личико.
– Фульк! – криво улыбнулась она, – опять явился? Все разнообразие ищешь? Не хватает тебе жёнушкиного супа горохового, или не по той рецептуре она кашу варит? Ходишь в лес как в мясную лавку!
Вилли невольно рассмеялся, восхищенный ее колкими речами.
– А ты еще кто такой? – прорычала она.
– Знахарь это. Не местный он, – ответил за него Фульк.
– Ах, знахарь, ну это многое меняет, – сладко промурлыкала Тува, – и что тут смешного, знахарь? Расскажи-ка нам, вместе посмеемся. Ребята, вы же не против посмеяться?
– Нет, мы не против, – хором пробасили лесники.
– Это вы с горохом хорошо придумали, – кротко ответил Вилли.
– Я