справятся, если Пия даст согласие, – махнул Этьен. – Нас с Лулу Клод и слушать не станет, а вот Пия твоя запросто упрётся.
– Издалека как-нибудь подготовлю её за недельку. Кстати… – увидел он, что поблизости был супермаркет, где продавали цветы. – Для начала букетик – то что нужно. Я ещё с утра собрался найти её любимые ландыши. Но до их праздника ещё долго[25], а порадовать захотелось сегодня. Хотя только сборные букеты небось продают.
– Влюбился, что ли?
– Между прочим, не переставал.
– Бывает, – Этьен вытянул на свет наручные часы. – Поздновато. Ну что, расходимся? Всё равно свидимся в выходные. А позвоню я – когда там? – в четверг. Поздравлю Лизу.
– Восьмое-то? В пятницу, по-моему.
– О-о-о, друг! – Сванье дятлом постучал ему по темечку, – перенюхал ты своего лака! У моей крестницы седьмого день рождения, а у твоей дочери понятия не имею. Спроси у неё сам да и запиши себе на лбу.
– Н-да… – почесал затылок Жиль. – А лучше сразу татуировку сделаю… да… вроде седьмого, чего это я?.. Ну ладно, звони тогда!
– Ага, вьехо, бывай…
Друзья обнялись и отбыли в разные стороны.
Этьен поплёлся искать такси, а Жиль постоял-подумал о своей досадной ошибке в дате: и опять ему мимолётом показалось, что праздник восьмого, а то, снова, что седьмого. А вот выбор разума был конкретным и совпадал с мнением Этьена.
«Уф-ф-ф, – замотал головой Жиль, стряхивая путаницу в кусты у дорожки, и пешком направился домой – идти-то было не больше пятнадцати минут. – Что-то я действительно поплыл совсем… Ну оторвёмся, так оторвёмся в уикэнд».
Жиль быстренько купил букет и, сияющий, как подросток, поспешил домой.
Он наискось пересёк пустой перекрёсток и пошёл по небольшой площади, на которой местами, из квадратных земляных отверстий, вставали деревца. Вдалеке, на Марсовом поле, толпа вяло загудела напоследок и жиденько поаплодировала концу светового представления. Вот и город уснул.
Сразу стало как-то гулко, пространство словно раздвинулось, а эхо собственных шагов глубоко улетало в прилегавшие проулки. Иногда оттуда или откуда-то сзади доносились отголоски таких же одиноких путников, шаркавших по тротуару.
Начало апреля – время не тёплое. Дыхание оседало в пар. Пришлось заслонить рукой горло и, покашливая, прибавить шагу. Наверняка дома уже ждал горячий ужин и чай. «Ничего, простыть не успею», – успокоил сам себя Ивон.
Будто над самым ухом засмеялась компания неугомонных подростков, и Жиль огляделся – но никого не было. Он понял, что хохот вылетел из окна, и побрёл дальше. Теперь, ненароком поглядывая вверх, он заметил в темноте красный уголёк сигареты и вспомнил неприятную новость мадам Ордонне: жена опять что-то от него скрыла. Но он снова попробует её раскрыть, успокоить; даст понять, что не будет ничего страшного, если она начнёт с ним делиться. Да хоть всем на свете. Да хоть самой мелочью. На каждое «отстань» он заобнимает её до смерти, а любое «не сейчас» будет беспощадно зацеловано.
Какой-то звук его отвлёк, но из-за эха