зная простое правило: пока тебя не спросили напрямую, лучше вообще ничего не говорить. Тише едешь – дальше будешь, частенько повторяла ее бабушка, и Орлет прекрасно понимала, что любая поспешность может привести к непоправимым вещам. Смотреть, слушать, быть максимально естественной. И, самое главное, не позволять эмоциям выйти из-под контроля.
**Вообще, это из разряда чудес было. Моей маме случайно попадает в руки объявление, она случайно говорит об этом мне, я случайно решаюсь туда пойти, и не просто пойти, а еще и заявление на участие в конкурсе подать. Конкурс проводило Министерство культуры совместно с комитетом госбезопасности. О том, что такое этот самый комитет и чем занимается, я толком ничего не знала. Не задумывалась об этом. Единственное, что заведенным волчком крутилось у меня в голове, – что это невероятный шанс, не вступая в конфронтацию с системой, вдруг получить возможность выбраться из-под ее железного занавеса. Знаешь, что такое железный занавес? Это когда ты можешь находиться только в своей стране. И чтобы попасть в какую-то другую, ты должен стать кем-то очень нужным и важным. Например, выдающимся спортсменом, музыкантом или переводчиком. Или стать актером и попасть в труппу главного театра страны. В этом случае ты можешь путешествовать. Понятное дело, что только с командой на соревнования или с труппой на гастроли, но все же можешь. Для остальных граница государства закрыта тем самым железным занавесом. Я была крайне любопытна и любознательна, хотелось узнать, как там она без нас, эта заграница? Нам говорили, что в материализме загнивает. Хотелось посмотреть. Рассуждала, что, если есть чему загнивать, значит, можно еще насладиться остатками гниения, которые, как рассказывают редкие очевидцы, очень похожи на чудесную сказку. Ну да, конкурс огромный был. Шесть мест всего. Рокеры, художники, спортсмены, танцоры, поэты – все разнообразие флоры и фауны.**
«Интересно, где они все до этого прятались», – размышляла Орлет, наблюдая за этим разнокалиберным обществом. Они разместились прямо на улице в прилегающем к зданию Министерства культуры дворе. И вдруг почувствовала, что за ней тоже наблюдают. Откуда-то сверху. Похоже, со второго этажа. Именно там расположилась конкурсная комиссия. Орлет не стала поднимать головы, чтобы рассмотреть, кто это. Ей этого не требовалось. Перед ее мысленным взором стал вырисовываться портрет мужчины. Худой, невзрачный, небольшого роста, весь в сером. Цвет кожи и волос почему-то тоже были с сероватым отливом. Орлет вздрогнула, и видение пропало. «Показалось. Наверное, от волнения, – подумала Орлет. – Соберись, давай!» – приказала она себе, сгребла себя в кучу и снова заняла позицию наблюдателя, как вдруг появился некий сгусток энергии. Невероятно обаятельный и нелепый одновременно. Орлет просто смыло, снесло вместе со всеми ее размышлениями, наблюдениями и выводами. Картина происходящего начала растягиваться и дрожать. Ее границы размылись,