себя тем, что даже людоед может стать гурманом, я докончил обед и возвратился на работу, поразившись на входе величественности этого острозубого склепа, его густонаселенности и холодности. Точно мы, люди – всего лишь маленькие пельмешки в объятьях простывшего дребезжащего Деда, которые великой удачей в один радостный день, доведенные до исступления, получат великое благословение сыграть важную роль в усмирении аппетита кого-то важного, тогда как другие окажутся обречены прозябать в стабильной морозности, пока их за ненадобностью и бесполезностью не попросят уйти в утиль.
Я вернулся в офис таким раздавленным, что захотелось предупредительно объявить: «Пасмурно, возможны осадки в форме оскорблений. Убедительная просьба сидеть по норкам и не высовываться во избежание получения ожогового ранения в область самооценки».
День я закончил победным образом, заключив договор в четверть суммы своего месячного плана. И, получив благословение Тамилы, следующим днем двинуться на подписание договора, я ленивой поступью направился в свой шестиугольник.
Я приближался к седьмому часу вечера, продавливая асфальтированные тротуары двухгодовалыми ботинками, помня, что где-то там под слоем плотного материала напряженно рвется к свету изогнутый вольнодумец, который по прибытии вынудит меня обновить его мягкую клетку.
Мой путь был плотно набит длиннобородыми гигантами и их изысканно иссохшими марионетками и иными, сбившимися в вороньи стайки, мнящими себя оригиналами, будучи похожими друг на друга, как спички в коробке. Я таким не был, а вот мой добрый старый друг на все сто отыгрывал роль индивидуалиста. Будучи малообщительным, не по причине отсутствия друзей, а лишь потому, что пребывать в своих мирах ему было в разы комфортнее, нежили обсуждать пустяшные проблемы, он затыкал уши двумя альбомами любимой рок-группу, делясь откровениями души только со мной. Я поддерживал доброго друга в стремлении погрязнуть в мнимом идеале, отгораживая тем от тяжести жития, на которую он был обречен, родившись в случайно созданной семье и появившись в ней из-за желаний отца получить «те ощущения». Мой старый добрый друг с ранних лет отличался быстротой ума, но проявить ее сумел лишь в завершительные школьные годы. Для всех он оставался таким же странным и отстраненным. Но в самом себе он претерпевал колоссальные изменения, обретя уверенность шага и нацеленность на воплощение идей. Но это ему не помогло.
Широкий тротуар, напичканный перекрестками, создающими двусторонние столпотворения, готовые снести друг друга, лишь бы успеть перебраться на свой берег за отведенные секунды, вел меня прямо. Я, точно на дегустации, потягивал разность ароматов, тянущихся за каждым мимоходцем, который двух-трех метровым отпечатком, подобно конденсаторному следу самолета – той самой белой полосе – исчезал по мере отдаления источника.
Когда