но даже и они не особо верят в его существование. Теперь я совершенно точно знаю, что ошибался. Опасности окружают нас со всех сторон и с каждым днем становятся все сильнее! Разве вы не понимаете? Бинабика и меня зло преследовало в огромном лесу и снегах, что находятся ниже ваших гор. Оно пришло за нами даже к драконьей горе!
Саймон на мгновение замолчал, у него продолжала кружиться голова, он тяжело дышал. Ему казалось, будто он держит в руках нечто скользкое и извивающееся, которое пытается выскользнуть из его пальцев.
«Что я могу им сказать? Наверное, я кажусь им безумцем. Бинабик говорил то же самое, что и я, но они уставились на меня, будто я лаю, как собака! Они убьют Бинабика, а виноват буду я!»
Саймон тихонько застонал и предпринял новую попытку донести до правителей Иканука свои разбегавшиеся мысли.
– Нам всем угрожает опасность. Ужасная опасность наступает с севера – я хочу сказать, нет, мы сейчас находимся на севере… – он опустил голову и на мгновение задумался. – К северу и западу отсюда находится огромная ледяная гора. Там живет Король Бурь… но он не живой. Его зовут Инелуки. Вы о нем слышали? Инелуки. Это страшное, невероятное существо!
Он наклонился вперед, едва не потеряв равновесие, и, вытаращив глаза, посмотрел на встревоженные лица Пастыря, Охотницы и их дочери Сисквинанамук.
– Он ужасен, – повторил Саймон, глядя в темные глаза девушки-тролля.
«Бинабик назвал ее Сискви, – подумал он. – Наверное, он ее любил…»
Ему показалось, что какая-то сила вцепилась в его сознание и принялась его трясти, так гончая хватает крысу. Неожиданно он начал падать вперед и вниз, в длинную, вращавшуюся шахту. Темные глаза Сисквинанамук стали невероятно глубокими и огромными, а потом изменились. Через мгновение она пропала, с ней ее родители, друзья Саймона, сам Чидсик Аб Лингит. Но глаза остались, превратившись в другой серьезный взгляд, медленно заполнявший все поле его зрения. Эти карие глаза принадлежали девочке из его народа, той самой, что приходила к нему в снах… и наконец Саймон ее узнал.
«Лелет, – подумал он. – Девочка, оставшаяся в лесном доме, потому что ее раны были слишком серьезными. Девочка, которую мы отдали на попечение…»
Саймон, – произнесла она, и ее голос диковинным эхом прокатился в его сознании, – это моя последняя возможность. Мой дом скоро будет разрушен, и мне придется бежать в лес – но сначала я должна кое-что тебе сказать.
Саймон никогда не слышал голоса Лелет, но ему казалось, что пронзительные интонации вполне подходят ребенку ее возраста, – однако что-то в нем было не так: слишком серьезный, слишком четкий и наполненный осознанием себя. Скорость речи и фразеология больше подходили взрослой женщине, вроде…
Джелой? – спросил Саймон, и, хотя у него не возникло ощущения, что он произнес это вслух, он услышал, как его собственный голос эхом промчался по какому-то пустому месту.
Да. У меня почти не осталось времени. Я бы не смогла