безысходности я стараюсь выглядеть более сильным и уверенным в себе. Страх? Комплексы? Несостоятельность? Трудно сказать точно. Любой риск мне кажется неоправданным и глупым. Наверно, поэтому я не предпринимаю никаких сознательных действий. Все размерить невозможно, и эта мысль меня тормозит.
Мне кажется, что все чего-то ждут от меня. Я сам жду от себя чуда, которое никогда не произойдёт, пока я буду жалеть себя и слепо верить в призрачный момент просветления. Если вы хоть раз давали себе зарок прям завтра начать жизнь с чистого листа, то вы поймёте, почему у меня ничего не меняется.
Ничего не меняется и дни всё так же проходят быстро и мимо.
Мне кажется, что все от меня чего-то ждут. Я не спрашиваю, чего именно. Наверное, боюсь ответа. За этим обязательно последует понимание того, что я не смогу оправдать чьих-то надежд и ожиданий. Или не захочу. Не из вредности. Скорее из инфантильности. Может, из понимания того, что детские пороки свойственны и взрослым, а исправлять их приходится уже совсем не по-детски. И приходится выбирать, что делать дальше. Пустить всё на поруки судьбы или ринуться в рискованное путешествие в мир новых ошибок. Выбор – это всегда ошибка. А ошибка, повторённая дважды – уже опыт. А в опыте наступления на одни и те же грабли сто раз к ряду нет прогресса.
Этот мир будет гореть в аду, пропитанный алкоголем и нефтью, осквернённый шлюхами и политиками, а такие личности, как я не пошевелят и пальцем, чтоб спастись. Когда в душе и в голове бардак, бардак вокруг кажется ничтожным и отходит на второй план.
И вот я стою один на пожарной лестнице, курю и, как иногда бывает, разговариваю сам с собой.
– Ты просераешь своё время, – говорю я себе.
Я и Тесс Поланд пьём кофе на обеденном перерыве в кафе, что через дорогу от нашего офисного здания. У неё длинные прямые рыжие волосы, собранные в хвост, чёрные очки в роговой оправе. На ней строгий тёмно-синий пиджак поверх белой блузки и светлые джинсы с горизонтальными прорезами обрамлёнными лохмотьями. Через них видно её бледную кожу.
Это её шестой месяц работы в нашей конторе в качестве финансового аналитика. Она ненавидит скучный офисный дресс-код, поэтому её деловые наряды часто разбавлены яркой вызывающей бижутерией. В целом, она мне нравится и для меня до сих пор остаётся загадкой, почему именно меня она выбрала в качестве своего приятеля.
Тесс не замужем, но у неё есть четырёхлетний сорванец, которого она не хочет делить с его вторым родителем. Я постоянно забываю, как зовут пацана. Пока Тесс трудится, с мальчуганом нянчатся её родители, у которых она, собственно, и живёт.
– Это охренеть, как удобно, – говорит Тесс, – сын всегда сыт и воспитан, старики его балуют. Я могу работать и устраивать свою личную жизнь. Можно не сплавлять ребёнка на выходные его отцу.
Я не знаю, сколько ей лет. Никогда не спрашивал.
– Вчера приходил этот козёл, – говорит Тесс, допивая свой кофе.
– Кто? – спрашиваю.
– Майкл. Отец Робина.
Точно.