госпитале в Красноярске.
1942
Холодная и снежная зима. Война, как казалось, продолжатся уже вечность. Немецкая комендатура обосновалась на Удеревке, во главе с красномордым пожилым обер -лейтенантом. Спесивые и высокомерные тевтоны. На русских смотрят как на дикарей. Когда надо – выгоняют из хат, чтобы не мешали и не разводили блох. Вскоре появились и в нашей Калуге. Какой-то хозяйственный взвод. Разместились по 3-5 человек почти в каждой хате. Быстро обвыклись. Соорудили нары: не на земи же спать? Через неделю мы в своих разговорах называли постояльцев – Отто (судя по всему – фабричный), Вилли-карнаухий, второй Вилли – кулак и выжига из Померании и т.д.
Первое, что выяснилось – у нас нет ожидаемой ненависти к немцам. Разве что непривычный, но вовсе не отвратительный солдатский дух: пахло кожей, кофеем, сапогами. Второе впечатление – множество неведомых нам прежде вещей. Сельские жители из русской глубинки впервые увидели, как и что они едят, как по утрам тонко и прозрачно намазывают хлеб маслом, что приносят с солдатской кухни и каким образом с этим управляются. Наблюдательность голодных детей. Увидели "европейские" причиндалы: бутербродницы, фляжки, котелки удобной формы и с крышками, ранцы, хорошо и рационально прилаженную амуницию. Саперные лопаты в чехлах.
Воинская кухня помещалась у Логвеича (А.Л. Панова). Немцы развлекались, поднося пожилому уже хозяину литровую консервную банку шнапса. И наблюдали: когда упадет? А он, осушив залпом, как ни в чем небывало продолжал колоть для кухни дрова. Однажды наши квартиранты по ошибке послали меня вторично за обедом. Убедившись в промахе, решили угостить нас, в сущности – детей. Так мы попробовали напиток под названием суфле. Дрянь порядочная. Зато с удовольствием съели рисовый пудинг (и слов таких прежде не слышали) со сладкой подливкой.
Летом началось успешное немецкое наступление. Атмосфера тотчас изменилась: немцы вели себя с населением жестко, депортировали целыми селениями и даже казнили без колебаний. Стоящий в нашем поселке взвод стал нести потери: то одного, то другого вчерашнего постояльца объявляли убитым. Тут же печатались типографские траурные извещения, и мы уже рассматривали лица уже известных нам немцев в чёрных рамках.
Вскоре эвакуировали и нас. Середина мая. Успели посадить на огороде картошку. С узлами в руках и на тачках целой процессией потянулись в Колпну, на железную дорогу. Мать плачет, видя, как тяжело было мне, старшему, катить по грязи одноколесную таратайку. Людей погрузили на открытые платформы. Высадили всех на ближайшей станции Касоржа, в 20 верстах. Оттуда, опять своим ходом еще верст за 20 на запад, в село Нижний Щевец, Золотухинского района Курской области. Там и разместились по хатам.
Было тоскливо и голодно. Осмотревшись, некоторые ухитрились уйти пешком домой. Небольшой местный военный успех позволил немцам ослабить режим. Выждав время, мы тоже двинулись деревнями, через Нетрубеж, в свою сторону. Нашли заросший травой огород, открытые и пограбленные