громыхнул Олеандр и ушел влево, пропуская катившуюся по дороге бочку.
Её внутренности вытряхнулись. По дороге растеклась лужа сиропа, приправленная кореньями и лепестками. Напрасно Олеандр понадеялся, что земля быстро вберёт в себя сироп. Нога проскользила. Тело повело вбок. И он врезался в прохожего, который в свой черед толкнул второго прохожего. Все трое проломили прутья забора и упали в кусты стонущим клубком.
На миг перед глазами сгустилась чернота, а чуть позже Олеандр обнаружил себя уткнувшимся в потный затылок. Фу! Спешно извинился. Отряхиваясь, вытянулся в рост и устремился в погоню.
– Ловите силина! – выкрикнул он и свернул на узкую тропу, которая утекала к пятачку.
Там поселенцы затеяли танцы. Там среди десятков ног и мелькал синий хвост-метёлка.
Великий Тофос, пощади! Олеандр ворвался в толпу. Резанули по ушам дудки, поддерживаемые звяканьем бубнов и хлопками. Мелодия звенела в воздухе громом суматошных нот, заводила толпу. Кто-то подхватил его руки, прокружил раз, второй, третий.
Одно смеющееся лицо сменялось другим. Бряцание монет на юбках девиц раздражало. Бесили шелковые платки, извивающиеся вокруг волнами. Покрывало ниспало на лоб, Олеандр тут же сорвал его. Швырнул в музыканта, который, пританцовывая, подкрадывался к нему со свирелью у губ.
Швырнул – и припал к земле. Прополз на четвереньках и узрел, как силин удирает вверх по дороге.
Тычок ноги пришелся в бок. Олеандр стиснул зубы, запирая рвавшиеся на свободу ругательства.
Одному Тофосу ведомо, каким чудом он вырвался из галдящей толпы. Казалось, не пару мгновений он там пробыл, а пару лет. Казалось, его пережевали и выплюнули. Но он все равно ринулся в погоню.
С Юккой они сошлись на перекрестке и едва не стукнулись лбами. Драцена подоспела позже. И шесть вспышек света соскочили с пальцев трех пар рук, озарили листву и воздух зеленью чар.
Десятки лиан, опутавших деревья и кустарники, ожили и изогнулись хлыстами.
– Вместе! – крикнул Олеандр.
И лианы со скоростью ветра устремились к зверю. Одна за одной они свивались в кольца. Скручивались, пытаясь опутать и зажать изворотливую тушу. Но силин словно всю жизнь с удавками боролся. Он кружил, прыгал из стороны в сторону, уворачиваясь и выскальзывая из петель.
Снова загрохотали переворачиваемые бочки. Тучи лепестков и пылищи взвились в воздух.
Олеандр чувствовал, что вот-вот вспыхнет и пустит из ушей пар, как перегретый над огнем котел.
– Дурман!
Хранители вняли зову. Лианы взмыли к стволам, в тот миг как листья на предплечьях Олеандра ощерились. Кожу ладоней перекрыло сотканное из коры полотно. Он растопырил пальцы, дозволил чарам покинуть плоть. Зелёные нити стекли с рук, окольцевали сучья по бокам тропы.
Мысленный приказ – и сучья отогнулись и застыли дугами, дрожа от натянутого напряжения.
– Бросок!
Горстка семян полетела навстречу силину. Раздался треск,