сказал, что залезешь на мою жену, – с вызовом напомнил он. – Так вот, у меня ее нет.
– Считай это благословением, малец. Короче, где у вас тут, сука, таверна?
IV. Об опасностях брака
– Вывеска над входом в таверну гласила «Идеальный муж». Выцветшую надпись дополнял рисунок свежевырытой могилы. Я еще не переступил порога заведения, а оно мне уже понравилось.
Городок видывал лучшие ночи, но спустя двадцать четыре года после начала мертводня в империи осталось мало мест, описать которые можно было бы как-то иначе. Правду сказать, ему еще повезло уцелеть: улицы превратились в замерзающую грязь, а дома лепились друг к другу, точно пьяницы под самое закрытие. К каждой двери было подвешено по зубчику чеснока или косичке из волос девственницы, а под окном насыпано грубого серебра или соли, и все – бесполезно. Воняло дерьмом и грибами, улицы кишели крысами, а люди при виде меня кидались прочь сквозь холодный дождь, осеняя себя колесным знамением.
Впрочем, город еще не спал, и мне попалась открытая конюшня. Я слез с лошади, бросил конюху полрояля, и парень спрятал монету в карман.
– Дай ей лучшего корму и хорошенько ототри, – велел я ему, потрепав Шлю по шее. – Сударыня это заслужила.
Конюх с благоговением уставился на звезду у меня на ладони.
– Ты – угодник-среброносец? Ты…
– Просто займись, сука, лошадью, парень.
Дрожащей рукой я передал ему поводья, а боль в сломанной руке и пустой желудок позволили не обратить внимания на его обиженную мину. Не сказав больше ни слова, я быстро зашагал по грязи и, пройдя под высохшим венком из ландышей, вошел в дверь «Идеального мужа».
Несмотря на мрачную вывеску, внутри оказалось уютно, как в старом кресле-качалке. Оштукатуренные стены были завешаны афишами из Изабо, одного из крупнейших городов Элидэна, а может, и из самого Августина. В основном они обещали бордельные представления и бурлеск. Акварели в рамках изображали полуголых девиц в корсаже и кружевах, а портрет в полный рост за стойкой – прекрасную темнокожую зеленоглазку в одном только боа из перьев. Помещение утопало в мягком свете и полнилось посетителями, а почему – я понял сразу. Сколько таверн я ни видал, всюду чувствовалось, что стены пропитаны духом владельца. Местный дух был теплым и нежным, как руки старой любовницы.
Стоило мне войти, и разговоры стихли. Все взгляды устремились на меня, когда я, кривясь, отстегивал меч и стягивал с себя пальто. Я промок насквозь и замерз, блуза и брюки липли к телу. За горячую ванну я бы в тот момент родную бабулю отмудохал, но прежде мне нужно было пожрать. И покурить, мать твою Богу душу.
Повесив пальто и треуголку, я прошел через зал. Ближайший к огню столик занимали трое молодчиков в форме ополченцев. Перед ними стояли пустые тарелки, а главное – в порожней запыленной бутылке горела свеча.
– Присоединиться к нам хочешь, adii [10]? – спросил один.
– Нет. И я тебе не дружок.
В зале повисла неприятная тишина, в которой я молча смотрел на юнцов.
Те наконец сообразили,