друзья. Простите, что не могу подняться и обнять вас, – приветствовал он их.
– Сидите, Леонид Эммануилович. Мы знаем о Вашей болезни, – ответил Лазарев. – Вот привёл к Вам нашего героя.
– Господин Рутенберг, я с интересом прочёл ваши записки. Вы очень искренни, и я не сомневаюсь в Вашей честности. Члены ЦК просили передать Вам, что отношение к Вам всегда было и оставалось хорошим. Вас очень ценят и считают Вашу роль в революции значительной.
– Спасибо. Но я бы хотел закончить сам и снять с повестки дня ЦК это дело. Оно уже два года не даёт мне жить и работать, терзает мою душу.
– Я Вас понимаю. Но Вы не имеете права выступать публично по этому вопросу без согласия ЦК. Он считает себя связанным с Вами в этом деле. Есть тут, правда, какая-то нестыковка, которую сейчас невозможно объяснить. Вас курировал тогда Азеф, в котором мы тоже не можем усомниться.
– Леонид Эммануилович, я хотел бы согласовать с ЦК текст, чтобы не нанести ущерб его чести и авторитету. Я считаю необходимым рассказать партии и обществу правдивую историю предательства Гапона.
– Вы обязательно это сделаете. Но сейчас, после третьеиюньского переворота партия находится в трудном положении, многие арестованы, находятся в нелегальном положении, вынуждены были бежать из России. Поверьте, сейчас такая политическая ситуация, что Ваше, вообще-то справедливое, дело может нанести большой ущерб партии.
– Что Вы мне посоветуете?
– Я слышал, что создана комиссия, которая всем этим займётся. Наберитесь терпения.
Он побледнел и закрыл глаза.
– Надежда Владимировна! – позвал обеспокоенный Лазарев.
В гостиную быстрым шагом вошла женщина, жена Шишко. Она подошла к мужу и наклонилась к нему.
– Леонид, тебе нехорошо? – спросила она.
Он едва заметно кивнул головой.
– Извините, товарищи. Ему плохо. Вам следует уйти. Аневризма головного мозга. Это помимо всех других болячек.
– Конечно, Надежда Владимировна, – произнёс Лазарев. – Извините нас. До свидания.
Они вышли на улицу, наполненную чудесным утренним светом. Какое-то время шли молча, занятые своими мыслями. Остановились возле небольшого уютного ресторана и
Рутенберг, вспомнив, что с утра ещё ничего не ел, ощутил промчавшуюся по его телу голодную волну.
– Зайдём, Егор Егорович? – спросил Рутенберг. – Отметим нашу встречу. Я со вчерашнего дня ничего не ел.
– Ладно, Василий. Я тоже проголодался. Юлия Александровна пригласила тебя посетить нашу ферму. Поедем сегодня? Моя вилла находится в местечке Божи, что рядом с Клараном. Там я обычно сажусь на поезд и еду в Женеву, Лозанну или Цюрих. Поедем, и ты увидишь нетленную красоту Женевского озера и Альпийских гор.
– Но мне нужно написать обращение к ЦК.
– У меня ты это и сделаешь.
– Ладно, я согласен.
Они заказали бутылку французского вина «Божоле» и эскалоп с жареным картофелем и салатом. Вино и хорошо приготовленное блюдо