возложив на него самого задачу выбираться из этого положения. Рутенберг осознал, что душевную травму, связанную с делом Гапона, может излечить только публикация. Он стал вести переписку с издательствами. В декабре 1907 года одно из них, находящееся в Женеве, откликнулось и в ответном письме выразило заинтересованность и готовность её напечатать. Он ответил согласием. Но это стало известно ЦК, и Рутенберг получил от Савинкова письмо, в котором тот отговаривал его от публикации, напоминал об ответственности, какую он брал на себя, и предлагал, если он не отменит своего решения, послать материал ему, чтобы избежать неприятной для них полемики. Рутенберг ответил, что его ответственность ему ясна, но рукопись всё-таки напечатает. Он послал Савинкову экземпляр рукописи с просьбой, чтобы ЦК внёс изменения, которые считает нужным сделать, но не затрагивающие существа изложения. «Если до 20 февраля, – писал он, – не получу редакцию тех изменений, которые Центральный Комитет найдёт нужным сделать в переданной тебе рукописи, она будет окончательно проредактирована и сдана в печать». В феврале он вновь получил письмо от Савинкова, в котором тот, как не член ЦК, отказывался быть посредником и советовал обратиться непосредственно к руководству партии. Рутенберг в ответном письме напомнил ему всю историю этого дела, сослался на Чернова, который однозначно указывал, что ЦК в своём приговоре имел в виду именно Гапона, а не Рачковского. Он посетовал при этом, что Савинков пытается отойти в сторону и не вмешиваться, когда товарищи из ЦК подвергают его друга глубокому оскорблению.
В это время из Парижа пришло письмо от члена ЦК Марка Натансона, который тоже пытался убедить Рутенберга отказаться от публикации и не разглашать революционные тайны перед непосвящённым читателем. Натансон являлся решительным противником убийства Гапона, настаивал на необходимости открытого суда, но так и не был поддержан коллегами. Он убеждал Рутенберга в том, что рукопись произведёт на широкую публику невыгодное для автора впечатление в пользу Гапона, как жертвы, жестоко поплатившейся за свою вину. Он уверял, что тот напрасно выворачивает наизнанку свою психику, полагая, что будет понят обществом.
Наконец, 19 марта он получает два письма, от Лазарева и Савинкова. Егор Егорович Лазарев был его хорошим знакомым. В годы революции он находился в России, был экспертом фракции эсеров во Второй Думе, а после её разгона, вернулся в Швейцарию. Лазарев, узнав о намерении Рутенберга напечатать рукопись, дружески посоветовал ему официально снестись с ЦК партии. И Савинков, и Лазарев писали также и о просьбе Ракитина, члена Боевой организации эсеров, не публиковать рукопись из-за опасения, что она откроет имена людей, которые участвовали в деле Гапона, и полиция их арестует. В тот же день Рутенберг ответил Ракитину, что никаких имён он называть не будет, что ЦК партии, очевидно, делает всё необходимое, чтобы он и его соратники находились в безопасности. Он объяснил ему, что, если бы царское правительство знало роли и имена участников, оно бы их давно уже арестовало или потребовало