получишь. Деньги не большие. Но это пока всё, что я могу Вам предложить.
– Мне сейчас очень необходима работа. Я согласен, синьор Луиджи.
– Тогда идите оформляться.
Он написал что-то на листе бумаги, потом взял правой рукой колокольчик и позвонил. В двери появилась секретарь.
– Анджела, отведи Василия в отдел кадров. Я беру его на должность чертёжника. Оплата сдельная.
– Всё в порядке, синьор Луиджи.
Анджела, черноволосая худощавая женщина средних лет в строгом длинном платье, взяла протянутую им записку и повела его по коридору. У двери остановилась, оправила платье и причёску и вошла вместе с Рутенбергом в большую комнату.
Мужчина лет сорока пяти прочёл записку, окинул его взглядом и вынул из стола плотный лист бумаги.
– Заполните здесь Ваши данные, синьор Василий, – сказал он. – Анджела Вам поможет.
Они сели за небольшой стол у двери и через минут пятнадцать Анджела протянула служащему заполненный бланк. Тот пробежал его глазами и одобрительно кивнул.
– Завтра можете выйти на работу, синьор.
– Спасибо, Антонио, – поблагодарила Анджела и одарила его широкой улыбкой.
Тот улыбнулся в ответ.
Вечером Сергей и Фёдор купили бутылку красного сухого вина «Кьянти» и все трое сели за столик на тротуаре в находящемся недалеко от дома кафе «Виктория». Фёдор Тихонович откупорил бутылку и разлил по стаканам. Официант поставил на середину столика большое блюдо ризотто с кусочками телятины.
– С началом трудовой деятельности, Василий, – поздравил его Сергей Владимирович.
Они выпили и наполнили тарелки приятно пахнущим ризотто.
– Спасибо, друзья. Только эти синьоры мало платят.
– Это верно. Вначале всегда так. Но ничего не поделаешь – мы ведь эмигранты, – заметил Фёдор. – Наши коллеги в бригаде за ту же работу получают больше нас.
– Сегодня купили газету. Статьи в ней не предвещают ничего хорошего, – Сергей тряхнул газетой, которую держал в руке. – Николай II Думу распустил, а всю фракцию социал-демократов арестовал.
– Не только её, но и Военную организацию. Аресты начались ещё в мае, – поддержал его Фёдор. – При этом никаких надежд на сопротивление. Население восприняло переворот с полным безразличием. Ни забастовок, ни манифестаций.
– Честно говоря, никакого повода для радости у нас нет, – с неожиданной грустью сказал Сергей. – Не будем же мы пить за полное поражение революции.
– Я с тобой не согласен, Сергей, – возразил Рутенберг. – Кровь пролилась не зря. Манифест 17 октября – великое достижение революции. Начала работать Государственная Дума, которая ограничила власть самодержавия. Демократические свободы, отмена цензуры, легализация профсоюзов и политических партий. Улучшилось положение рабочих и крестьян, сократился рабочий день, и увеличилась зарплата. Конечно, это только начало пути, который должна пройти Россия.
– Всё верно, Василий, – произнёс Сергей. – Но реакция