касается
твоих всё еще не —
распавшихся пальцев,
воссиявшее чело
вздымается ввысь
и зарывается
в запахи, в шорохи.
«Вот и пришло время…»
Вот и пришло время:
серповидный отросток мозга,
обнажённый, мается в небе, бродяжничает
в желчных созвездиях, антигравитация,
князья, цари, правители,
бряцают, лязгают, звенят.
«Губы, эректильная ткань ночи, ты…»
Губы, эректильная ткань ночи, ты:
скользят косые взгляды,
прячут кривые ухмылки,
крепко-накрепко сшиты-скрыты —
въезд запрещён, оплата из-под полы,
должны быть ещё и светлячки.
Власть, насилие
Позади, в бамбуках:
проказы лающей, симфонической.
Винсента
одаренное ухо
у цели.
«Тихо как масло…»
Тихо как масло
плывёт к тебе кость-однёрка
между бровью и бровью,
замирает,
не смыкает веки,
смотрит.
«Обожаемые чумные…»
Обожаемые чумные
простыни. На
задворках.
Подёргивание век
во время
полноцветных сновидений
ничтожно.
Hendaye / Андай
Апельсиновый кресс,
засунь его себе в лобешник,
молча заткни рот проволочным шипом,
и поныне им украшенный,
слушай его,
крепя долготерпение.
«Второе…»
Второе
Послание крапивы
к
пыхтящему черепу:
рухнуло
животворное
небо. Под
завывающим
соплом,
средь вечной игры
молний,
жалю тебя, как слово, в знающем,
беззвёздном
тростнике.
«Hüllen im Endlichen, dehnbar…»
Hüllen im Endlichen, dehnbar,
in jeder
wächst eine andre Gestalt fest
Завёрнутый в завершённое, податливый,
в каждом
упрямо произрастает другой образ.
Tausend ist
noch nicht einmal Eins.
Тысяча —
еще не одно.
Jedem Pfeil, dem du losschickst,
Каждой стреле, которую ты отпускаешь,
begleitet das mitgeschossene Ziel
сопутствует расстрелянная мишень
ins unbeirrbar-geheime
в упёрто-тайной
Gewühl.
сутолоке.
«Die Teuflischen…»
Die Teuflischen
Zungenspäße der Nacht
verholzen in deinem Ohr,
Дявольские
шуточки на языке ночи
деревенеют в твоих ушах,
mit den Blicken Rückwärts —
gesträhltes
spring vor,
с оглядкой
молниеносной
прыгаешь вперёд,
die vertanen
Brückenzölle, geharft,
durchmeißeln die Kalkschlucht vor uns,
растраченные
пошлины на переправу через вымученный мост,
раздолбленное известняковое