из жизни от хронической болезни – это значит, как мне кажется, уйти наиболее предпочтительным способом, потому что страх перед смертью исчезает прямо пропорционально вашей притертости собственному хроническому заболеванию и вашей житейской слитности с ним, —
ведь с годами оно (заболевание) и впрямь начинает напоминать комнатную дверь, которую вы открывали и закрывали тысячи раз, —
в самом деле, разве не легче ли шагнуть в мир иной через знакомую дверь, —
и вот, примерившись к ней заранее – так примеряют время от времени дорогой воскресный костюм, годами висящий в шкафу – вы уже похожи на того славного путника, который, будучи вынужден идти ночью через лес, окликает самого себя в кромешной тьме и, слыша свой голос, с чуть большей бодростью продолжает путь, —
и вы правы! ведь смерть к нам когда-нибудь обязательно придет, но никто из нас не знает точно, когда именно и при каких обстоятельствах она придет.
И тогда, по мере набирания возраста, начинаешь невольно повнимательней присматриваться к собственным хроническим заболеваниям, —
положим, в них еще нет смертельной опасности как таковой, но ведь нужно сообразить и то, что смерть уже присматривается к нам издалека, уже пробует легкими толчками ту пока еще невидимую для нас дверь в нашем теле, через которую она к нам войдет, – и если как следует поразмыслить, какая смерть для нас наилучшая: вследствие несчастного случая, во сне или от инфаркта, когда полностью отсутствует возможность мало-мальски к ней подготовиться, —
или мучительно-безнадежная: от рака, когда безобразный приговор парализует душевные силы, —
или от чужой руки, когда ужас и жажда мести надолго могут отвлечь нас от первичных задач посмертной реальности, —
или от старости, когда бессилие и старческий маразм безбольным, но страшным образом размывают личность, точно морская волна песочный городок, —
итак, поразмыслив здравым умом над предпочтительнейшим для нас видом смерти, мы приходим к выводу, что та самая хроническая болезнь, которая донимает нас теперь, как одинокий комар ночью в южном отпуске, —
она-то и является, пожалуй, той поистине идеальной дверью, через которую смерть могла бы войти в нас.
Почему? да потому что мы сроднились с нашим хроническим заболеванием, —
мы знаем его как свои пять пальцев, —
мы привыкли к нему до такой степени, что не можем уже себя физически без него и помимо него представить, —
мы видим, что оно в своей естественной замедленности нас щадит, —
и нам кажется, что этой замедленности нет предела, так что критический момент несовместимости с жизнью постоянно как бы отступает на шаг, —
и сколь бы плохо нам ни было, остается реальная надежда, что это еще не конец, —
а когда смерть все-таки придет, мы, во-первых, будем благодарны ей за то, что она так долго оттягивала свой приход, —
и во-вторых, это будет полностью наша смерть: до той предельной степени, когда нам даже