что их музыка становилась исцелением для людей. Я слушал, затаив дыхание, и не производил никаких звуков, чтобы не быть обнаруженным в своём убежище на последнем ряду. Но все же Хайнрих заметил меня:
– Винфрид, спускайся к нам! Нужна помощь!
Я был безгранично благодарен ему, что он не уличил меня перед всеми во вторжении на их репетицию без спроса. Тобиас Хайнрих был старше меня почти в три раза, но, кажется, в своей взрослой жизни он сохранил способность делать важные вещи – одну из которых только что сделал для меня. Я нерешительно спускался между широкими рядами зрительного зала, прикидывая, могу ли я себе позволить принимать его помощь (хотя на деле о помощи просил он).
– Давай, дружище, вот сюда, – он вклинил меня в круг между собой и темноволосым парнишкой с большими бледно-голубыми глазами, которые выглядели демонически в контрасте со смолью его волос.
– Дело вот какое: у нас как будто бременские музыканты. Но, может, мы сделаем Кельнских музыкантов, а, ребята? Тогда мне нужен ещё один актёр. Винфрид, ты как?
От неожиданности я опешил и было открыл рот, чтобы отказаться, но в эту же секунду встретился с глазами географа, в которых читалась бурная мыслительная деятельность: ну конечно! Ему не нужен еще один актер – он все еще не бросил попытки помочь мне. Любым способом. Театр и актёрская игра не интересовали меня… но они будут отнимать много времени и сил, а это нужно мне сейчас больше всего: не иметь возможности думать о ней и ходить вечерами к ним.
И это может стать тем самым хобби, которое так настойчиво рекомендовала психолог.
– По рукам, – сказал я и засунул руки в карманы.
Хайнрих был рад. Я видел это по тому, как он пытался затолкать свою улыбку поглубже в складки вокруг рта.
Репетиция длилась недолго. Щуплый Рихи Мюллер, сидя за школьным компьютером в углу зала, включал Хайнриху варианты музыкального сопровождения для первой сцены. Бледноглазый парнишка, скрестив руки на груди, стоял рядом с ними и качал головой. Похоже, он что-то смыслил в музыке. Хайнрих, по всему было видно, и сам понимал, что эти неизвестные музыкальные потуги вовсе не пара его идейным Кельнским музыкантам.
– Я могу сам написать! – не выдержал бледноглазый очередного шедевра, вырывающийся из компьютера.
– А ты писал раньше? – Хайнрих скептически похлопал его по плечу и жестом попросил Мюллера выключить подборку музыкального насилия.
– Нууу – протянул Густав, – у меня большой опыт, – и гордо выпятил грудь.
– Что ж…можешь попробовать, – Хайнрих почесал подбородок и посмотрел на меня, – Гус, ты и Винфрид напишете концовку… Винфрид, вот общий сценарий, – Хайнрих протянул мне стопку измятых листков с карандашными пометками. – Сделай себе копию и верни мне оригинал. Тебя мы пропишем отдельно. Встречаемся в пятницу и пробуем первую сцену! А теперь выметайтесь!
Я решил дождаться, пока все покинут зал, и признаться Хайнриху, что не играю ни на каком инструменте и что я, в общем-то, не самый лучший кандидат для