воспитанницы школы надевали по торжественным случаям, такими как шествия к святилищу Триединой богини, встречи важных гостей или школьные праздники. Девочки прыгали и бегали, уклоняясь от мяча, визжа и хохоча – с виду обычные девчонки, и не скажешь, что у каждой свой особенный дар, своё предназначение, своя тайна…
Но только Дара была тайной сама для себя! С одной стороны, это было даже забавно: интересно ведь жить, когда не знаешь, чего от себя ожидать. С другой, не давало покоя некое ощущение чужеродности, к которому примешивалось постоянное ноющее чувство пустоты – как будто у неё удалили часть души, и теперь внутри зияет дыра… Дара не сомневалась, что это чувство напрямую связано с потерей памяти: как только – если только – ей удастся хоть что-то вспомнить о себе прежней, она поймёт, что же у неё отобрали.
Увы, память не спешила возвращаться. Иногда чудились знакомые имена, обрывки фраз, виды, запахи, но не более. Не помогали даже сны: проснувшись, Дара не могла вспомнить ничего конкретного, хотя точно знала, что сны были. Так что оставалось познавать себя через других – вроде кто-то когда-то предлагал такое, кажется, какой-то древний мудрец. Тем более, что других людей она читала как открытую книгу – их заботы, страхи, помыслы и мотивы. Кроме тех, кто были «закрытыми книгами», например, Ирма с её притворной потерей памяти. Они отлично ладили и понимали друг друга без слов – до определённого барьера, дальше которого Ирма никого к себе не подпускала.
И всё же синеглазка, при всей её загадочности, была «своим» человеком, в отличие от всех остальных: Дара это почувствовала сразу, как только впервые увидела её, тяжело раненую, у руин здания. Без неё пустота в душе была бы вообще невыносимой. Между ними существовала какая-то связь – невидимая, не поддающаяся определению, но совершенно чёткая. А как иначе объяснить, почему две чужие, по сути, девочки, настолько сблизились за считанные дни?
Мать Геновефа, однако, была убеждена, что связь между двумя её новыми воспитанницами образовалась благодаря жизненной силе, которой Дара так щедро поделилась с умирающей Ирмхильдой. Поэтому и в школе не стала их разлучать, хотя тихая замухрышка была явно младше подруги красавицы, года на два, а то и на три. Их поселили в одной комнате, определив Дару в третий уровень, тот же, что и Ирму. Расчёт мудрой настоятельницы оправдался в первый же месяц: маленькая дурнушка догнала и перегнала своих однокашниц по многим предметам, ещё и подругу подтягивала – та оказалась весьма ленивой и не склонной к учёбе, хотя в остальном проявляла себя как сметливая и не по годам прозорливая девица. Дара же была уверенна, что чувство «родства душ» напрямую не связано с целительством, но мать-настоятельницу разубеждать не спешила. Её вполне устраивала сочувственная благосклонность, которую глава школы выказывала к двум новеньким.
Размышляя обо всём этом, Дара обогнула шумный двор, по которому носились разгорячённые игрой девочки, и прошла дальше, в тенистый старый сад, направляясь к неприметной