бабушка.
По рядам пронёсся дружный смешок. Но сестра Арвен энергично замахала на девочек.
– Тише, тише! Ничего смешного я тут не вижу! Баллада о прекрасной Ориоль действительно очень древняя, и существует несколько вариантов её исполнения… – Старушка снова повернулась к Рубине. – Очень интересно, как её поют на Острове. Ты же оттуда, деточка, с Албэйна?
– Да.
– А можешь пропеть для нас хотя бы один куплет?
Дара и Ирма напряжённо переглянулись, испугавшись, как бы их робкая подруга не сгорела от смущения. Однако та и не думала смущаться.
– Я могу спеть всю, – прозвучал уверенный ответ. – Только… можно мне лютню, пожалуйста?
Старушка учительница, удивлённая не меньше учениц, которые теперь дружно пялились на новенькую, жестом пригласила Рубину занять место на возвышении и вручила ей лютню, на которой сама обычно играла. Едва взяв в руки инструмент, робкая, пугливая островитянка мгновенно преобразилась: плечи расправились, на открытом лице появилась нежная улыбка. А в следующий миг она запела…
Позже, обсуждая случившееся с другими сёстрами, старушка Арвен клялась, что никогда в жизни не слышала голоса чудеснее, а суровая сестра Гвендолин со слезами призналась, что словно в раю побывала, слушая малышку Рубину. История о верной любви прекрасной Ориоль сама по себе мало отличалась от сотен подобных баллад: девушка ждала любимого, пропавшего в море, ждала так долго, что в итоге превратилась в скалу-маяк – чтобы никто больше не погиб, разбившись о коварные рифы… Однако нежность и чистота голоса, исполнявшего эту старинную песню, проняла всех: плакали девочки, плакали сёстры-воспитательницы, плакала сама настоятельница.
Чарующая мелодия затихла, но в зале ещё долго стояла тишина. Растроганная учительница просто не могла больше вести урок. Наконец мать Геновефа встала и объявила, что на сегодня, пожалуй, достаточно.
Надо ли говорить, что ни одно из прозвищ, придуманных девочками в первый же день, к Рубине так и не прилипло…
***
Впечатлённые удивительным даром своей новой подруги, Ирма и Дара уснули только к полуночи. Убедившись, что её соседки действительно крепко спят, маленькая островитянка тихонько выскользнула из комнаты. В коридоре и на лестнице было темно, но она видела в темноте не хуже кошки: глаза, тусклые днём, теперь горели словно два жёлто-зелёных огонька. Дверь, ведущая на задний двор, была заперта, а окна зарешечены, однако девочку это не смутило. Она быстро прошла к последнему окну, открыла форточку, ловко запрыгнула на подоконник … и выпорхнула наружу, превратившись в большую бабочку с рубиново-красными крыльями.
Вернулась она спустя четверть часа тем же путём – бабочкой прошмыгнув в форточку и меж прутьев решётки – и снова стала конопатой девчонкой с двумя тонкими рыжими косичками. Только кожа её светилась, а босые ноги были испачканы цветочной пыльцой.
Глава 5. Письма
– Туше!
– Чёрт!
– Снова