был другим – сырым, вкрадчиво пробирающимся под одежду, и пронизывающим до самых костей. Дойдя до конца коридора, Эйлинн уже почти не чувствовала стоп – ведь она шла босиком. Но вот, она вышла на лестницу. На лестнице тоже было темнее, чем можно было ожидать в такую лунную ночь. Эйлинн начала медленно спускаться, шевеля пальцами озябших ног, чтобы как-то согреть их. Сердце всё ещё стучало в висках, хоть дыхание и восстановилось. Пройдя один пролёт, Эйлинн взглянула в окно. Света было немного, это было не удивительно – луна светила с другой стороны, но что-то всё-таки было не так. «Почему мне кажется, что что-то не так?», – пронеслось в голове у Эйлинн. Окно выглядело как-то неправильно, но Эйлинн не могла понять, почему. Как вдруг… Словно с глаз словно упала пелена. На окне не было цветов – а они были на всех этажах, в окне… не было стекла, не было и деревянной лакированной рамы, которая держала его, и деревянного подоконника. Эйлинн вздрогнула, отступила от окна, сердце опять учащённо забилось, руки задрожали. Она лихорадочно оглядывалась вокруг себя: каменная лестница, каменные перила – их деревянное покрытие тоже отсутствует, нет и двери в коридор – видимо, выходя на лестничный пролёт, она была слишком напугана, чтобы заметить это. «Нет, не может быть, что это?». Сердце, казалось, готово было выскочить из груди. Эйлинн бросилась вниз по лестницам, что было сил, бешеное биение сердца заглушало звуки её шагов. Эйлинн бежала, практически не различая ничего вокруг себя, не понимая, сколько пролётов она уже миновала, и на каком этаже находится. Эйлинн остановилась, окончательно запыхавшись. Она оперлась рукой о каменные перила, другую руку прижала к груди, пытаясь отдышаться. Сердце всё ещё стучало в висках. Сердце… Нет. Это не сердце. Биение, которое она слышала постоянно, не было биением её сердца, теперь, прижав руку к груди, и почувствовав собственный пульс, Эйлинн это поняла. Этот размеренный стук был медленнее, чем её пульс, и шёл… Она прислушалась. Казалось, он шёл откуда-то снизу. Но откуда – она уже не понимала. На площадке, на которой Эйлинн остановилась, было почти совсем темно. От перил, на которые она опиралась, лестница вела вниз, и она пошла, сама не зная куда, просто чтобы прийти хоть куда-нибудь, чтобы эти блуждания прекратились. Ступенек на этот раз было больше, и лестница была шире. Эйлинн шла, опираясь на перила одной рукой, вторые были спрятаны где-то в темноте: дотянуться до них вытянутой рукой Эйлинн не могла, а подходить, чтобы проверить, не хотела. Такой широкой была центральная лестница для нуворов и лестница, ведущая в фамильный склеп. «Не может быть, чтобы это была лестница в склеп» – лихорадочно соображала Эйлинн. «Чтобы пройти в склеп, нужно пройти через центральный холл, потом по маленькому боковому коридору, из которого открывается дверь на эту лестницу». И тут её правая рука соскользнула с края перил. Всё… перила кончились. Но ступеньки продолжались. Уже не понимая, где она находится, Эйлинн продолжала спускаться почти в абсолютной темноте. Откуда-то снизу доходил приглушённый свет. Она лихорадочно пыталась
