под её ладонью, как будто снег, начавший таять от прикосновения. У Эйлинн закружилась голова, казалось, она стала лёгкой как пёрышко и падает… Словно сон перед глазами вспыхнула картина: на Эйлинн смотрела молодая девушка с чёрными волосами в красивом сиреневом платье. Лицо девушки было перекошено от гнева. Девушка ударила её, и Эйлинн попятилась. «Ты будешь проклята! – прокричала девушка, – Ты сгинешь, пропадёшь, растворишься, ты и твои потомки! Не будет у тебя никакого будущего!». Картина сменилась: Эйлинн держала в руке цепочку из белого золота, на которой висел крупный сиреневый камень – тот самый камень… «Прости меня, Айгунн, звучал у неё в голове голос бабушки. Если бы я могла повернуть время вспять, я не сделала бы этого…», видение исчезло, Эйлинн больше ничего не видела, было только ощущение, что она падает, и в голове всё звучали удары невидимого сердца…
Эйлинн не совсем поняла, как всё закончилось. Она не помнила, как проснулась, как открыла глаза, как накрылась с головой одеялом… Наверное, она сделала всё это непроизвольно, ещё находясь между сном и реальностью, пока её ещё не захлестнули рыдания. Ужас случившегося днём обрушился на неё разом, вслед за ужасом сна, словно один камень, падая, зацепил другой… Днём она была в напряжении, её не оставляла тревога, но всё же весь день у неё сохранялось ощущение, что всё случившееся – просто какое-то недоразумение, что всё разрешится, всё выяснится, и всё будет, как было – бабушка просто не может исчезнуть, это невозможно… И это чувство, хранившееся в глубине души, но, в сущности, хрупкое, как уверенность ребёнка в том, что мама может всегда всё исправить, унесло вслед за падающими камнями.
Эйлинн не знала, как долго она рыдала, постепенно она затихла и ещё через какое-то время высунула голову из-под одеяла. Свечи почти догорели. Хвала Богам, Алия не проснулась – Эйлинн не хотелось сейчас ни с кем разговаривать или слышать слова утешения. Она лежала, смотря на догорающие в камине поленья. До утра было ещё далеко, но спать не хотелось – ей было страшно. В голове вертелись обрывки сна, хотя Эйлинн не была уверена, что это был сон – обычно после пробуждения ото сна, даже если он был страшным, хотя такое случалось редко, оставалось только блёклое воспоминание. С этим сном всё было не так – воспоминания были живыми, словно воспоминания о том, что произошло в действительности. После пробуждения они не потускнели, не утратили связности, последовательности, яркости ощущений. Накрытая несколькими тёплыми одеялами, лёжа в натопленной комнате, Эйлинн ещё долго не могла согреться, особенно ступни – а во сне она ступала босыми ступнями по холодному каменному полу и по холодной вязкой жиже в странном зале с изломанными маленькими деревцами…
«А что, если это был… не совсем сон?» – рассуждала Эйлинн. «Что, если я действительно ходила во сне?». Эйлинн когда-то читала о таком. Но она тут же напомнила себе, что это невозможно – этой ночью у дверей каждой спальни стояли стражники, они спросили бы её, куда она направляется,