открыла алую пасть, которая в лунном свете показалась еще ярче, и, казалось, усмехнулась, а потом сделала гигантский прыжок, и хвост ее, длинный и толстый, словно расколол темное стекло ночи в стремительном беге.
Тут все обернулись, вытаращили глаза и закричали. Старик Купер вскинул ружье. Но Эфран рявкнул: «Брось!»
Как бесшумная черная молния, стремительная фигура огромной кошки, петляя, мелькнула среди сосен и пропала из виду. За ней остался какой-то отблеск, словно сияющие искорки во тьме, но они скоро померкли.
Когда они шагали к пастбищу, с Мэттом почти никто не заговаривал. В лагере все быстро улеглись спать. Мэтт лежал на спине, глядя на звезды, пока луна не прошла весь небосвод и не вернулась домой, под землю, как кинжал входит в ножны.
– Вот я и задумался, – говорил Мэтт своему брату Чентеру в Шурхолде, – Фина Проктор это была или ее папаша? Кто из них вышел на меня поглядеть?
Чентер неспешно подошел к огню и подбросил еще одно полено:
– Слишком уж ты прислушиваешься к тому, что люди болтают. Ты эту кошку сам-то вообще хорошо разглядел?
– Уж я-то разглядел. Да и все видели. Эфран аж побелел, как кость. Он Куперу не дал стрельнуть в нее. Да и взяла бы ее пуля, как думаешь?
Тут он замолчал, потому что увидел, какое у Чентера стало лицо. Таким он не видел Чентера никогда. Видел он его и веселым, и в ярости, видел выражение серьезности и неловкости, которые появлялись на его лице, стоило ему взять в руки книгу, видел он и безумно счастливую улыбку, с которой Чентер смотрел на свою жену. Но сейчас это был новый Чентер – а может быть, очень давний, из детства.
– Мэтт, я не знаю. Откуда мне знать? Я только уверен, что отец нам желал добра – нам обоим. Но мне кажется… кажется, он про все это как следует не думал. Может, это все сплетни и глупости. Эти горные семьи – им сотни лет, они уходят корнями в старые графства… То, что ты видел… Что Джоз Проктор и она, та девушка… я ведь ее только на рисунке видел, нарисовал ее кто-то. Красивее ясного лета. Отца ведь с ней познакомили. И очень она ему понравилась. Прекрасная, сказал, девица.
– Пума, – проговорил Мэтт с медленным, холодным вздохом, – была просто красавица. Вся – шелк и струны. Жемчуг… и кровь.
– О боже, Мэтти. Фина Проктор – обычная девушка. Кем же ей еще быть? Человек она.
Мэтт улыбнулся.
– Пума, – прошептал он.
2. Свадьба
Свадьба была весной.
Долины и холмы еще не высохли от растаявшего снега, реки и ручьи разлились, так и бурля прозрачной водой. Запах сосен был свеж, как будто Мэтт вдыхал его впервые.
Как обычно у древнейших семейств, ни невесте, ни жениху не разрешалось друг друга видеть. Таков был обычай. Со старых времен бытовала шутка: это для того, чтобы кто-нибудь из молодых – или оба – не сбежали, если им не понравится увиденное. Ни у кого не хватало смелости нарушить запрет в молитвенном доме. Впрочем, может быть, и было парочку раз, хе-хе, только так давно, что никто не упомнит.
А Мэтт? Мэтт не сбежал. Он уже не задавал вопросов. Он просто ждал.
Никто из клана Ситонов не показывал,